После этого сна я вспомнила сцену, на этот раз из жизни, относившуюся к моему отрочеству. Долгие годы у моей матери был друг, проводивший у нас много времени в отсутствие отца — иногда по нескольку дней. Мы с братом так с ним сблизились, что называли его папашей. И хотя нас никто не предупреждал, мы никогда не упоминали о нем в присутствии отца, и это доказывает: еще до того, как мы могли понять суть их отношений с матерью, мы догадывались, что они греховны и запретны, а потому их нужно скрывать. Но уже в том возрасте, когда секс стал более понятным, я случайно застала папашу и мою мать, обнимавшихся украдкой в дверях квартиры. Я шла по коридору, ведущему в комнаты, и увидела их в другом его конце в дверном проеме. Мать стояла спиной ко мне, но когда я закрываю глаза, чтобы представить себе эту сцену, передо мной возникает ее размягченное лицо и тот особый взгляд, который появляется от чувства спокойной уверенности и сознания, что ты любим. Я была потрясена, но уже не могу сказать, чем именно: сомневаюсь, что я подумала о предательстве по отношению к отцу, как можно было бы истолковать этот поцелуй, поскольку давно было условлено, что у каждого из них «своя отдельная жизнь». Я слышала разговоры, да и сама знала, что у отца есть эта жизнь, то есть любовницы; мне скорее кажется, что я просто почувствовала страх перед открытием сексуальности, какой возникает при половом созревании — отражение крайней целомудренности, желания защититься, пока подросток сам еще не оказался в зависимости от открывшихся ему сексуальных ощущений и испытывает особые чувства, обнаружив, что родители, несмотря на их пресловутую мудрость и авторитет, тоже им подвержены. Если бы вместо того, чтобы излагать все это в книге, я решила бы показать этот сюжет в театре, то одни и те же декорации подошли бы сразу для двух сцен — сцены сна и сцены воспоминаний. Все это остается в нашей психике наряду с образами, позволяющими различать лица, предметы, пейзажи и подсознательно выстраивать аналогии с другими, похожими на них, но более абстрактными структурами: пространствами, которые мы «узнаем» вне зависимости от внешнего оформления, будь то обои в квартире родителей или светло-кремовые стены в кабинете психоаналитика. Иначе говоря, если мы ежедневно приспосабливаем пространство к нашим нуждам, управляем им, подчиняя собственной воле, то это потому, что все мы — немного Журдены[30] от архитектуры, но существуют и не поддающиеся нам участки пространства, они живут внутри нас и как бы замыкают нас изнутри. Я была приговорена к пространству узкого коридора, откуда невольно наблюдала за этой парой — в обрамлении двери.
