* * *
Пахнущие кремом для загара купальщики вылезли на берег, узнав, что недалеко от их пляжа на косе Неттуно лежит труп утонувшего японца. Они окружили мертвое тело. Юное создание, с грудью, упакованной в бюстгальтер с огромной надписью «Bravo Benetton!», стояло перед телом, шевеля от любопытства своими загорелыми до черноты ягодицами. Подошли одетые ребята, положили свои мотоциклетные шлемы на песок, затем стали надевать их на голову трупа. Они разговаривали при этом между собой, одни смущались, другие хихикали. Затем взяли свои шлемы и исчезли, зато пришли другие, в основном двадцатипяти– и тридцатилетние. Что случилось? Как это произошло? Больше чем через час пришел врач и снял покрывало с трупа. Сразу же подошла пара зевак, но полиция и человек, сдающий напрокат зонты от солнца в этой части пляжа, оттеснили их назад. Труп на моем пляже! Это было его место, где труп бесплатно лежал под зонтом от солнца. Он бегал туда-сюда, от полицейских к трупу, следя за тем, чтобы вокруг мертвого тела соорудили забор и чтобы никто, кроме него, не мог видеть тело, а он сам, пока врач устанавливал причину смерти, жадно вглядывался в раны на лице покойника. Врач подписал свидетельство о смерти, с облегчением откинулся на спинку шезлонга и, несколько раз вздохнув, принялся балагурить. С усмешкой подал он руку подошедшим судебным следователям. Следователь на мгновение приподнял полотенце с лица трупа и тут же брезгливо вновь опустил его. С цинковым гробом в руках, в модных купальных костюмах, на пляже появились санитары морга. Они подняли крышку гроба, развернули большой кусок полиэтилена и положили его в гроб. Затем они сняли с трупа полотенце и, схватившись за углы покрывала, на котором лежал покойник, вместе с ним переложили его в гроб. Утопая ногами в песке, они шли, неся гроб за ручки, в своих костюмах – Bravo Benetton! – вверх по холму к катафалку.
* * *
Две маленькие цыганки, держа в руках прозрачные игрушечные пистолеты, в которых мне виделись внутренности двух убитых в Риме карабинеров, сопровождавших инкассаторскую машину, шли на рынок, на площадь Виктора Эммануила, к продавщице лягушек. Под сильным дождем, в сопровождении более чем десятитысячной толпы, двух юных карабинеров – крестьянских парней из Калабрии – несли на римское кладбище Campo Verano.
* * *
Однажды я спросил у матери, при каких обстоятельствах она узнала, что трое ее братьев, в возрасте двадцати-, двух, двадцати и восемнадцати лет, в течение одного года погибли на фронтах Второй мировой войны. «Тело Адама везут домой!» – сказала бабушка моей зашедшей в дом с огорода семнадцатилетней матери. Сначала мертвое тело ее брата поездом доставили из Югославии в Файстритц, а оттуда на груженной гробами с убитыми, запряженной лошадью телеге для перевозки сена по еще незаасфальтированной дороге привезли в Камеринг. Известие о смерти своего второго брата она получила, когда шла с вилами на плече на холм, где находилось церковное поле, и уже видела издалека бабушку, стоявшую над свежей могилой Адама. Жена пономаря, тоже стоявшая в этот момент на кладбище, подошла к бабушке и спросила, почему она плачет. «Штефан погиб!» – ответила та. «Штефан погиб!» – услышала моя мать, идя с вилами на плече вдоль кладбищенской ограды. О смерти своего третьего брата она узнала от тогдашней почтальонши, больше десяти лет назад потерявшей сына на Голанских высотах.
