Туркестанские повести | страница 16



— Весной здесь красиво, — остановился Галаб. — Саксаульные листья как заостренные чешуйки, а цветы — мелкие с пленчатыми прицветниками…

Я посмотрел на сохранившуюся опаль, усеявшую землю. На светло-сиреневом ковре осыпавшихся сухих и мелких цветов золотились небольшие желто-янтарные листья. Должно быть, весной здесь и в самом деле не так тоскливо, как теперь.

— Смотрите, здоровенная кошка! Откуда она здесь? — выкрикнул Гриша Горин. Волнуясь, он всегда заметнее картавил.

Мы услышали мгновенный щелчок затвора назаровского фотоаппарата и предостерегающий голос Галаба:

— Тише! Это каракал — степная рысь…

Перед островком саксаульника, тамариска и акаций настороженно стоял одноцветно-песчаный хищник метровой длины. Морда в небольших черных пятнах, на концах ушей, тоже черных, торчат жесткие кисточки. Красивый зверь. Почуяв близость людей, каракал спружинился для прыжка и исчез в зарослях.

— Эта кошечка горло перегрызет, — сказал Новиков Горину.

— Нет, степная рысь на людей не нападает. — Галаб поправил светофильтр на объективе фотоаппарата. — Она подкрадывается к зазевавшимся птицам, убивает сусликов и тушканчиков, душит зайцев. Иногда ей удается справиться с джейраном.

Мы подошли к тому месту, где стоял каракал, и обнаружили на дереве большое гнездо из веток и травы. Здесь был выводок степного сарыча. Но птенцы давным-давно разлетелись, и рыси не удалось поживиться.

— Вот он, — показал Кузьма Родионов на старого канюка-курганника, грузно сидевшего на макушке соседнего саксаула.

Сарыч напоминал ястреба. Верх его бурый, низ белесый, хвост рыжеватый с темными поперечными полосами. Сержант навинтил приставку на объектив и щелкнул кнопкой.

— Еще один кадрик! — удовлетворенно сказал он. — А вот, друзья, ушастый еж. Такой не по зубам каракалу.

Действительно, пустыня только на первый взгляд кажется мертвой, а на самом деле она — кладовая чудес. Я поделился этими мыслями с Галабом.

— Да, здесь много необыкновенного, — оживился он.

— Родился здесь?

— Родился я, Володя, — Назаров впервые назвал меня так, — в Адилабаде в День Победы. Потому и дали имя Галаб. Победитель, значит. А вырос в кишлаке, среди песков. Мой дед, Хасан-бобо, увез меня от матери совсем мальчишкой. Вместе с ним я пас овец, летом и зимой жил под открытым небом…

— А кто твой отец и где он?

— Был летчиком, — погрустнел Галаб. — Я не помню его, потому что родился на второй день после его гибели. Правда, мне много говорила о нем мама…