Он сел и повернулся к ней.
– Тебе удалось сбежать от всех своих нянек? – с презрением спросил он.
– А ты, как всегда, нарушаешь границу? – надменно парировала она.
На ней была очень модная и яркая амазонка, на белокурых кудрях сидела до нелепости малюсенькая шляпка, сдвинутая набекрень. Она была тоненькой, как тростинка, и очень привлекательной, если кому-то нравились плоскогрудые девчонки. Реджи к таковым не относился. Ему была по вкусу диаметрально противоположная внешность.
– А ты собираешься побыстрее донести об этом своему papa?
– Чтобы он решил, что я увидела тебя здесь в хрустальном шаре в своей классной комнате? Я не смогла бы ничего ему рассказать, не выдав себя. И я не ябеда. Что ты здесь делаешь?
– Ем траву твоего отца, – ответил он, отбросив стебелек. – И наслаждаюсь одиночеством. По крайней мере, наслаждался.
– В прошлое воскресенье я видела тебя в церкви.
– А мне показалось, что ты и не думала смотреть.
В церкви она высоко задирала свой маленький нахальный носик и подчеркнуто не глядела в его сторону.
– Я и не смотрела. Я слышала тебя. Как ты распеваешь псалмы. Фальшиво.
Это была гнусная ложь. Он даже рта не раскрывал.
– Ничего ты не слышала, – он бросил на нее хмурый взгляд.
– Зато на тебя смотрели все остальные девушки. Они считают, что ты ну очень эффектен.
Она засмеялась, и это был звонкий, чарующий смех, а не женское хихиканье, так режущее мужской слух.
– А ты так не считаешь.
– Думаю, нет, – едко ответила она. – Если ты будешь смотреть на людей так, как смотришь сейчас, то к тому времени, как тебе стукнет двадцать, ты превратишься в бурбона, и тогда вообще никто не будет считать тебя эффектным. Помоги мне спешиться.
Это было сказано с аристократической заносчивостью, предполагавшей, что он будет бежать и падать.
– Может быть, – грубо бросил он, – мне не нужна твоя компания?
– Тогда возвращайся в свой собственный парк. Помоги мне спешиться.
Он поднялся и неохотно двинулся к ней. Насколько он помнил, она была на три года младше его. Какой мужчина его возраста, обладающий чувством собственного достоинства, будет интересоваться двенадцатилетней?
Но, снимая ее с дамского седла, он обнаружил, что она оказалась не совсем плоскогрудой. У нее были грудки-бутоны, почти незаметные под амазонкой. Но он почувствовал их, когда она поневоле прижалась к нему, слишком быстро скользнув вниз вдоль его тела.
– Ой! – засмеялась она.
– Упс! – одновременно с ней пробормотал он… черт побери, он надеялся, что не покраснел. Он снова нахмурился.
