— Ну дела! — Фред подался вперед. — Кого это мы подцепили? Мистер Рокфеллер, черт тебя дери! Ты, часом, не банк ограбил?
Мистер Окройд заметил, как все взгляды застыли на его банкнотах, и спешно засунул три бумажки обратно в карман, а одну протянул Энни:
— Разменяете, миссис?
— Еще чего! — озлилась та. — Не разменяла бы, даже если б могла! Мне ваши грязные деньги не нужны. Неплохо устроились, а?
— Спокойно, мистер. Спокойно, Энни. Я заплачу, — ласково вставил Нобби. — Шесть шиллингов так шесть шиллингов.
— Ну, будьте паиньками. Как уляжетесь, сразу погасите свет. — Энни убрала со стола ром, заперла дверцу бара и ушла к себе. Гости дружно зевнули и по совету Нобби («Ботинки в постель не тащите») сняли обувь. После осмотра комнаты и дальнейших обсуждений мистеру Окройду, как ни странно, выделили старый диван в углу.
— Тебе там поуютней будет, мистер, — серьезно проговорил Нобби. — А честному человеку положен уют, верно я говорю, Фред?
— Так и быть, уступлю, — пробормотал тот и растянулся на двух стульях.
Мистер Окройд с удовольствием покурил бы на ночь «Моряцкого» и послушал байки о Чаффи, Большой Энни, ярмутском деле и Великой северной дороге, но он так устал, так согрелся и так уютно устроился на диване, чувствуя внутри теплое свечение рома, что веки его мгновенно налились свинцом. В полудреме он заметил, как Нобби задул лампу. В темноте поблескивал лишь очаг; мистер Окройд будто бы вновь очутился в тряском кузове — на короткий миг перед ним мелькнула Великая северная дорога, и он сразу же уснул.
II
Хриплый истошный визг огласил кухню. Мистер Окройд заворчал, приоткрыл глаза и зажмурился. На несколько секунд в комнате воцарилась благодатная тишь. Потом опять раздался голос, пронзительный и скрежещущий, как плохая циркулярная пила. На сей раз мистер Окройд пошевелился, встряхнулся и широко распахнул глаза. Увиденное его поразило. Много лет подряд, просыпаясь, он видел перед собой спальню дома 51 по Огден-стрит, Браддерсфорд, и теперь минуту-две не мог сообразить, куда попал. Через некоторое время к нему вернулась память о последних событиях: он сообразил, что настало первое утро его странствий и, вдобавок, последний вторник сентября. Душа его еще дремала, а проснувшаяся ее часть была лишь порождением привычек: чувство оторванности от родного дома не принесло мистеру Окройду ни малейшего удовольствия. И он по-прежнему мучился от недосыпа — голова чуть болела, по затекшему телу разлилась болезненная тяжесть. Словом, пробуждение было не из приятных. Мистер Окройд засыпал в атмосфере дружеского уюта, теперь все было иначе. Он приподнялся, выглянул из-за стола и уперся взглядом в огромную спину хозяйки, выходившей из кухни в коридор. Со двора в комнату вошла чумазая девчушка.
