— Словом, я понимаю вас, что, — заметил Ник Картер, — содержание бесед, ведомых вами о вопросах высшей политики с ответственными лицами, становится достоянием посторонних лиц, и вы не можете себе объяснить, каким образом это происходит?
— Мало того, — ответил президент, — содержание бесед, которые я вел с глазу на глаз с сановниками о наиважнейших делах, через несколько часов, чуть ли не дословно появлялось в нескольких газетах.
— Однако, — заметил Ник Картер. — И вам не удалось обнаружить виновников?
— К сожалению, не удалось. Могу только сказать, что мне становится страшно при мысли об этом. Можно подумать, что тут орудуют какие-то сверхъестественные силы. Не смейтесь, мистер Картер, уверяю вас, вам будет не до смеха, когда вы поглубже вникнете в это дело. Хуже всего то, что нет никакой возможности добраться до этих шпионов, чтобы уличить их или положить предел их дальнейшей деятельности. А это приводит к весьма неприятным последствиям, так как поневоле приходится сомневаться в людях, считающихся достойными доверия. Вы понимаете, что я хочу этим сказать. Дело приняло такой оборот, что шпионы во что бы то ни стало должны быть обнаружены и притом как можно скорее.
— Понятно, — отозвался Ник Картер. — Когда именно вам пришлось в последний раз столкнуться с проявлением деятельности шпионов?
— Не далее как вчера я здесь у себя вел в течение получаса беседу с тремя господами о делах торговой палаты. Эти господа, так же как и я, имели полное основание не разглашать содержания и результата нашей беседы. Сегодня утром и во время прогулки я встретился с членом конгресса Гольдфоглем, и во время беседы с ним оказывается, что по прошествии шестнадцати часов после вчерашнего совещания он был полностью осведомлен о его результате, причем надо вам знать, что о самом совещании он не имел понятия.
— Не потребовали ли вы у него по этому поводу объяснений?
— Нет, это по существу дела было неудобно. Но по его манере говорить об этом деле видно было, что он совершенно не сознавал его конфиденциального характера, а полагал, что оно вовсе не так важно.
— Где происходило ваше совещание?
— Здесь, в Белом Доме, в конце южной веранды.
— Не мог ли кто-нибудь подслушать вас? Нет ли там поблизости окон, ниш, колонн, крупных растений, за которыми мог спрятаться кто-нибудь?
— Ничего подобного. Сами понимаете, что в последнее время я стал крайне осторожен. Я хорошо знаю, что во время совещания на расстоянии ста шагов в окружности не было ни живой души.
