— И что? — не понял шутки Можайский.
— Итог налицо и шлейф в атмосфере, — подобным тоном Игорь мог позволить себе общаться с этим начальником. С первого дня совместной службы между ними образовался ореол доверия, и их отношения иногда выходили за рамки служебных.
— Хорошо. К десяти часам Иван Петрович поедет в управление, я тогда к тебе выскочу. Надеюсь, до кабинета ты самостоятельно дойти сможешь?
— Конечно, на рабочем месте я буду вовремя, — ответил Игорь, а затем отключился, услышав гудки в трубке.
Выслушав доклад подчиненного, Можайский встал из-за стола и начал ходить по кабинету, обдумывая все услышанное. Затем, повернувшись в полуоборот к Чернову, он улыбнулся и сказал:
— Ну что ж, поздравляю вас, коллега, с почином. Если все это так, то среди ваших трофеев появится первый инициативник.
— Спасибо, Андрей Викторович, я думаю, теперь надо возбуждать уголовное дело и брать Лобанова под арест.
— Экий ты быстрый. А ты уверен, что бумаги, которые нашел, действительно составляют какую-то тайну? Ты уверен, что текст, написанный в тетради, — это диссертация командира, а не "псевдонаучные" измышления самого Лобанова? В конце концов, без графологической экспертизы нельзя утверждать, что записи сделаны его рукой. Опять же, где доказательства того, что именно он передал эти материалы иностранной разведке? — начальник сделал паузу и испытывающее посмотрел на Игоря. — Как видишь, вопросов больше, чем ответов. Сделаем так. Запросы в Москву я подготовлю сам. Я думаю, там меня еще не забыли, с ответами тянуть не будут. Ну, а тебе нужно будет изыскать возможность все бумаги из комнаты изъять на время для снятия копий и потом незаметно вернуть их на место. Но самое главное сейчас — это собрать максимум информации о самом Лобанове и организовать за ним плотный контроль. Нельзя допустить, чтобы эти бумаги он успел передать до нашего вмешательства или уничтожил. Тогда нам головы не сносить. Все, я поехал, а ты приходи в себя от "традиционного личного контакта" и занимайся Лобановым.
После ухода Можайского Чернов еще долго вспоминал автобиографию Лобанова и думал, что этого парня из благополучной московской семьи могло толкнуть на предательство. Предательство не столько интересов Родины, сколько близких людей: родителей, которые надеялись вырастить из него настоящего человека и ученого; капитана Бондаренко, относившегося к нему, как к родному сыну; и, наконец, командира полка, доверившего ему труд всей своей жизни.
