Несколько минут спустя стискивавшие улицу многоэтажные дома остались позади, а с ними и дым, пыль и гомон голосов. Мир погрузился в безмолвие, и тишину нарушало лишь шарканье туфель Дардена по брусчатке и случайное бормочущее «чуф-чуф» моторной повозки, залатанной и ковыляющей по улице, точно работала не на топливе, а на сливочном масле. Дарден не обращал внимание на вонь горючего, на сердитое клокотанье выхлопных труб. Он видел перед собой лишь лицо женщины в окне: оно являлось ему в узоре лишайника на серой стене, в кружении собравшихся в водостоке листьев.
Древние авеню, бывшие дедушками и бабушками, когда юн был Двор Скорбящего Пса, а Дням Жгучего Солнца еще только предстояло опалить землю, тонули в густом вареве запахов: жимолости, страстоцветов и бугенвиллий, которыми пренебрегли и оса, и пчела. Такие улицы были почти пустынны, лишь кое-где совершали послеобеденный моцион старики или домашний учитель вел двух детей в воскресном платье — лаковые туфли и оттертые послюнявленными платками мордашки.
Разделенные садами и фонтанами дома, мимо которых шел Дарден, были построены из сурового, безразличного к непогоде камня. Сорная трава и плющ сгладили края этих тяжеловесных, гротескных строений с зияющими окнами, стекла в них ввалились внутрь, будто под давлением ползучих плетей. Вьюнок-ипомея, ялапа и дикий виноград душили плесневеющие каменные прилавки уличных рынков, свисали с ржавеющих балконов, ползли из трещин в мостовой, сплетались в изгороди и арки с черными обгорелыми провалами на месте давних пожаров. Кто обитал в этих домах, какие в них велись дела, Дарден мог только гадать. В своей высоте и солидности они хранили дух государственности. Бюрократизмом веяло от лепнины и бюстов, от горгулий и приземистых колон. Но и он проиграл битву со временем: занесшие над головой мечи и сабли конные статуи поросли мхом, их лица съел поселившийся на камне мох. Мускулистый корень дуба расколол надвое фонтан. Ошеломляющее беззаконие притаилось в этом безмолвии вьюнков и винограда, лишайников и плющей.
И разумеется, ни одни джунгли не могли бы приютить такого изобилия представителей грибного царства: меж обугленными плитами мостовой Дарден замечал теперь скопление грибов в таком же многообразии цветов и оттенков, как у нищих на бульваре Олбамут: изумрудные, пурпурные, рубиновые, просто бурые и темно-фиолетовые, сапфировые и трупно-белые. Они встречались всех размеров — от наперстка до отвисшего брюха евнуха.
