И было произнесено первое слово, первое в длинном списке других, будущих слов, умных, ласковых, гневных, - их отдаленный предок. Оно было бесформенно и просто, как клетка протоплазмы: "абибу", - но оно таило в себе какой-то смысл, "я есмь", - так перевел его для себя с младенческого жаргона Бубнов. И был сделан первый шаг: поднявшись с четверенек, раскрыв пухлый с двумя зубами рот, ребенок шагнул, цепляясь руками за стул.
"Малый растет", - решил Бубнов и пошел в магазин купить книгу о воспитании детей.
Он прямо подошел к этому делу. Сам он хорошо разбирался в кирпичах, понимал толк в известке и алебастре, знал цемент и бетон. Строительные материалы - это была его специальность, здесь он чувствовал себя свободно. Что касается детей, то перед ними он становился в тупик. Не то чтобы они были для него загадкой, нет, для Бубнова не было загадок. Ребенок не сложнее и не загадочнее, чем, например, расчет балок перекрытия или таблица сопротивления материалов. Просто он не знал этого родительского ремесла и не втянулся в него как следует. Он намерен был его изучить, но пока что тяжело и скучно распутывался в незнакомом деле. Что это значит, что ребенок спрашивает: "Почему у кошки сзади хвост, а спереди нету?" Как это сделать, чтобы ребенок переставал плакать? Какие навыки надо ему прививать, заглушать и как?
В магазине он спросил что-нибудь о детях, и когда приказчик протянул ему популярное изложение противозачаточных средств, он пояснил: что-нибудь такое общее, о воспитании, руководство для родителей. Он получил пачку книг - толстых и хмурых, как "Психопатология детского возраста", обросших латынью и цифрами, и разноцветный выводок болтливых брошюрок: "Гигиенические игрушки", "Что мы требуем от папы и мамы", "Воздух, вода и солнце".
Он разложил их на столе, вооружился карандашом и блокнотом. Задача была дана. Ребенок, беловолосый, с пухлыми лапами, в синих штанишках, исчез, он возник под карандашом, как тот самый когда-то изучаемый бассейн с двумя трубами, как теорема о равенстве прямых углов треугольника, как силлогизм. Его надо было решить. В беспорядочном хаосе детской жизни, в этой обсюсюканной мамами ерунде надо было найти твердые точки математического расчета.
Первая книга переехала его, как телега с кирпичом. Это был несчастный случай. Книга рассказывала о мальчике, боявшемся белых лошадей, и доказывала, что боязнь эта означала половое влечение мальчика к его собственной матери. Это был анекдот и не очень хороший; его надо было рассказывать хихикая и подмигивая, а фамилия мальчика должна была быть Рабинович. Но знаменитый, всемирно известный профессор наследственную тупость анекдота отяготил латынью и схемами, запутал его так, что было совершенно непонятно, в каком месте надо засмеяться. На некоторое время это смутило Бубнова. Он уважал науку, но не настолько, чтобы улыбаться ее неудачным остротам. Принять эту книгу всерьез Бубнов тоже не мог. Она путала все его родительские расчеты и шла вразрез с жизненной практикой.
