Мустафа, получив образцы, кинулся целовать руки Назыму. Тот погладил его по забинтованной голове.
— За тобой долг — будешь мастером, не таись от учеников!..
…В начале апреля, когда дни стали теплей, в Бурсу приехала Джелиле-ханым. Вся в черном, в очках, она внушала арестантам почтение — осанкой, вежливой речью. Она была и в эти годы красива.
Когда молодой невесткой Назыма-паши она приехала к тестю в Алеппо, челядь, представленная ей, долго не хотела верить, что эта сидящая в углу женщина — живая, слишком правильными были черты ее лица, слишком белой — кожа. Каждая из служанок находила предлог, чтобы дотронуться до нее пальцем.
Но то было почти сорок лет назад. В молодости, когда кожа свежа и упруга, красота еще ничего не значит. Лишь когда время, словно пальцы ваятеля, наложит на лицо неизгладимые следы, отпечатаются на нем злобность, мелочность, тупость или доброта, благородство, чистота побуждений. Не потому ли старики бывают или уродливы, или красивы, что с годами на лице, как на затвердевшей глине, запечатлевается внутренняя жизнь?..
Бурсскую тюрьму арестанты пограмотней сравнивали с самолетом в ангаре, крестьяне — с гяурским крестом. И правда, в плане она походила на крест или самолет, окруженный стенами.
Левое крыло — отделение подследственных, правое — второе отделение. Внизу помещались мастерские — столярная, зеркальная, слесарная, жестяная, чулочная, ткацкие. В хвосте самолета располагалось первое отделение, внизу камеры на пять человек, наверху одиночки. В носу самолета, на втором этаже, размещалась дирекция. Под дирекцией — парикмахерская и помещение для свиданий, над дирекцией — лазарет.
В центре креста-самолета был бетонный двор, или, по-тюремному, майдан. Здесь постоянно дежурили, надзиратель и майданщик из арестантов — старший прислужник и глашатай, выкликающий имена заключенных, вызываемых в суд, на свидание, к начальнику, в канцелярию. Сюда, на майдан, выходили стальные решетки, перегораживавшие коридоры на трех этажах всех отделений. И постоянно запертые двери.
Помещение для свиданий — тот же коридор, но разделенный вдоль двумя стальными сетками. С одной стороны — арестанты, с другой — родственники. Между сетками прогуливается надзиратель. Запускали на свидание человек по десять-пятнадцать. Шум стоял, как в бане, — каждый старался перекричать другого, каждый говорил о своем. Свидание длилось десять минут.
Разгонять арестантов бывает трудно. После свидания они становятся сами не свои. Поэтому между двумя сетками на блоках и кольцах был подвешен черный занавес.
