Назым Хикмет | страница 37
Глядя на нас из-под толстых стекол, Валя Нуреддин строго продолжал:
— Маэстро зря приписал мне столько достоинств, я ими не обладаю… В 1950 году я попросил передать ему: пусть он не приходит на мои похороны, а я не приду на его. Я имел на это право, данное мне долголетней дружбой и нашими отношениями в Испании… Яхья Кемаль отказался подписать требование об освобождении Назыма, под которым поставили свои подписи многие журналисты, писатели, профессора, не знавшие Назыма лично. И не потому, что в отличие от них Яхья Кемаль не желал освобождения Назыма. Он поддался общей атмосфере позорных идейных преследований…
…Яхья Кемаль похоронен на европейском берегу Босфора в Румели-Хисаре. Каменный столбик венчает надгробие из белоснежного мрамора. Тишина. Нечасто заглядывают сюда посетители. Ветер чуть колышет листву вечнозеленых лавров.
И идут по Босфору суда: рыбацкие шлюпы, огромные океанские лайнеры, танкеры.
Один из них, подходя к Стамбулу, здесь, в самом узком месте Босфора, дает протяжный гудок. На высоком серо-стальном борту ясно видно его имя: «Назым Хикмет».
Разум, бьющийся в груди
И как к смугломужаркому женскому телу,в это утро своими рукамиМы прикоснулиськ Свободе.НАЗЫМ ХИКМЕТ
Глава, в которой заключенный бурсской тюрьмы работает за ткацким станком, рисует портреты арестантов, устраивает бунт на военном корабле и вместе с Эдуардом Багрицким выступает в Большом театре
В то утро он с трудом дождался, когда откроют двери камер. И бросился со всех ног в мастерскую, или, как он любил говорить, в «нашу мануфактуру».
Чтобы попасть туда, нужно было миновать шесть железных дверей. Ожидая, пока их отопрут, он едва не лопнул от нетерпения. Куда запропастился помощник старшего надзирателя? Как нарочно, когда он наконец-то нашел этот проклятый, этот чудесный узор, над которым бился вот уже несколько недель.
Нелегко перещеголять бурсских ткачей — давно гремит их слава по всей стране, но еще трудней, не изменив строгому вкусу, потрафить торговцам. Ведь им чем ярче, тем лучше: ослепить глаза — вот принцип торговли, чтоб ей было пусто! А настоящий рисунок редко бывает броским — надо в него всмотреться, освоиться с красотой. Зато когда она войдет в тебя — пропал!
Кажется, он нашел, наконец, такой — и броский и строгий одновременно. Да где же надзиратель в конце концов?
За дверью послышались шаги. Щелкнул замок, с отвратительным ржавым скрипом отодвинулась щеколда.
— Торопишься, патрон? Подмастерья небось еще кейфуют…
