Боец гнусно улыбнулся мне.
– Тьфу на тебя. Абеба совсем ещё дитё, да и Жен по ней сохнет. И вообще, Симран меня вполне удовлетворяет.
– Как она, кстати? Арабский лекарь её завтра ведь кромсать будет.
– И не говори. Волнуется. Но глаз хочет сильно, пусть и незрячий… готова под нож этого коновала лечь. Эх, женщины.
– Принц, почему коновала? Даже я слышал, что арабские лекари – лучшие. А как толстый Жен его нахваливал…
– Я этому лучшему лекарю два часа в голову вдалбливал, как нужно обеззараживать инструменты и место, где он режет. Если эта скотина запорет операцию, я его на кол посажу. А потом в масле сварю.
Берхан чуть не поперхнулся салом.
– Ну ты и кровожаден, принц! Ты в неё, случаем, не влюбился? Такие кары за девку придумываешь.
– А ты в Каасу?
– Ну ты загнул. Каасу я полжизни знаю. Мы как братья – друг за друга на смерть готовы.
– Так я жизни той помню меньше чем полгода. Вот и думай, что Симран я знаю почти полжизни, а вас, раздолбаев, практически с самого младенчества. Ладно, мне пора.
– Мяу!
У моих ног возмутилась кошка – перед ней лежала ещё недоеденная миска с фаршем.
– Тебе тоже пора, доешь на слоне.
– Фырк!
Кошка махнула хвостом и отправилась к слону, оставив мне нести её миску.
– Принц, у меня такое чувство, что ты это мохнатую бестию понимаешь и она тебя тоже.
Берхан поднялся из-за стола.
– У меня тоже такое чувство, но не проверишь же. Артемида по-человечески говорить отказывается. Даже Хитрый Глаз отказывается, а он точно по-оромски понимает.
Вечер я провёл с Симран. Девушку колбасило от смеси страха и предвкушения – видеть своё отражение с повязкой на глазу ей было почти физически больно. Каждый такой взгляд возвращал её на рабский корабль и никак не давал забыть перенесённые боль и унижения… Её метания меня, если честно, несколько задрали. Раз уж приняла решение, зачем трахать себе и окружающим мозги? Хотя, с другой стороны, я её понимал: операция в Средние века – это страшно. Да и оставлять её одну было стрёмно – кроме меня, у индианки не было никого. Совсем. Да, лекаря я действительно посажу на кол, если он мне убьёт секретаршу.
Утром была операция. Я ни черта не выспался – полночи «успокаивал» девушку… Она на меня набросилась, как будто в последний раз. Не то чтобы я возражал, но недосып утром мне хорошего настроения не добавил… Сама операция – жуть. Лекарь напоил девушку какой-то хренью, и она вскоре вырубилась. Потом коновал разложил свои инструменты, и я понял, что если останусь, то меня или стошнит, или я проломлю голову арабу своей новой кувалдой. Так что я оставил секретаршу на попечение докторов, а сам сделал ноги, приказав известить меня, как только ужас закончится.
