Еще Николай I – жестокий, но отнюдь не глупый человек, – любя все русское, гордился имперским интернационализмом, с гордостью указывая Кюстину на окружающих людей самых разных национальностей.
«У нас же каким-то странным образом, – продолжает Живов, – имперская ностальгия сосуществует с национализмом. Власть маневрирует в этих двух направлениях. Судя по росту преступлений на национальной почве, это у нее получается плохо».
Тем не менее русские имперские амбиции до сих пор пугают впечатлительных иностранцев. Они с ужасом замечают, что «русские хотят жить только в мировой державе, хотят, чтобы о них говорили со страхом, чтобы Россия обладала военным могуществом и делала "большую" историю».
В нашей русской душе действительно живет удивительное существо, которое сложно понять иностранцу. Русский способен многое выдержать – бедность, голод, холод, изоляцию, одиночество, – он способен приносить себя в жертву, умирать. Что не может стерпеть большинство русских, так это ощущение незначительности своей страны в мире. В этом есть определенный комплекс, мания величия. Мы по-прежнему непредсказуемы и противоречивы. Что-то постоянно доказываем сами себе.
Быть может, лучше бы нам, русским, взять в качестве лозунга тезис Достоевского о «всемирной отзывчивости»? Или прислушаться к мыслям Бердяева: «Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм, наклонности насильственной русификации.
Русский не выдвигается, не выставляется, не презирает других.
В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие...»
С исключительным интересом писали иноземцы о диковинных обычаях Московской Руси: «У них есть присутственные места, которые называются приказами, и решения судов обыкновенно бывают произвольны, потому что мало писаных законов. Недостаток законов заменяется обыкновениями, но чаще всего действуют деньги.
Русские истребляют множество бумаги: они излагают свои дела так же пространно, как наши писаря, пишут на длинных свитках, и хотя столы стоят перед ними, они не могут писать иначе, как на коленях, следуя древнему обыкновению.... Все дела совершаются посредством просьб... Дьяка проситель должен одарить, чтобы он напоминал боярину о просьбе».
Ну тут, конечно, кое-что изменилось. Во-первых, сейчас пишут не на коленях, а во-вторых, писаных законов сейчас более чем достаточно. Другое дело, что вместо них все равно действуют «обыкновения», а еще чаще – деньги, как и встарь.
