Реформы Петра Первого имели целью народное просвещение, однако вместо этого насадили в людских головах полную путаницу. Высшие слои населения начали усваивать европейскую культуру, остальные ориентировались на прежние, допетровские, культурные и религиозные ценности. В каждом социальном кругу были свои мудрецы и простаки.
Народное невежество очень часто огорчало представителей образованного сословия. Островский в своих пьесах нередко передает нелепые разговоры купчих и свах о том, что «новый Бонапарт народился» и какое страшное слово «жупел». Особенное раздражение невежество вызывало у полуобразованных людей, которые недалеко продвинулись в науках, но научились презирать темный народ. Вот, к примеру, лакей Яша из чеховского «Вишневого сада», который то и дело фыркает: «Невежество!» А потом умоляет барыню, чтобы она взяла его с собой в Париж. Аргументы у него железные: в России он оставаться не может, потому что «страна необразованная, народ безнравственный».
Впрочем, русские образованные люди также подвергаются критике: «Они не лишены природного ума, но ум у них подражательный и потому скорее иронический, чем созидательный. Насмешка – отличительная черта характера тиранов и рабов. Каждый угнетенный народ поневоле обращается к злословию, к сатире, к карикатуре. Сарказмами он мстит за вынужденную бездеятельность и за свое унижение» – так комментирует Кюстин извечную русскую способность подмечать в жизни смешное.
А что сказать о русских талантах? Даже такие недоброжелатели, как Кюстин, отмечали талант и художественное чутье, которым были наделены русские крестьяне. «У русского народа, безусловно, есть природная грация, естественное чутье изящного, благодаря которому все, к чему он прикасается, приобретает поневоле живописный вид». Он же уверял: «Русский крестьянин трудолюбив и умеет выпутаться из затруднений во всех случаях жизни».
Пьер-Шарль Левек писал: «Русским удаются фабрики и ремесла. Они делают тонкие полотна в Архангельске, ярославское столовое белье может сравниться с лучшим в Европе, стальные тульские изделия, быть может, уступают только английским. Русская шерсть слишком груба, чтобы можно было фабриковать из нее тонкие сукна; они некогда получали от иностранцев все сукно для обмундирования войск, а теперь иностранцы начинают получать его из фабрик этой страны. Русские настолько даровиты, что они сравняются и превзойдут в смысле индустрии другие народы, если они когда-нибудь получат свободу». Не всегда, значит, в России дело с промышленностью обстояло плохо.
