Придется констатировать, что в наше время уличная драка с кровавыми последствиями в России не является редкостью. Да и учтивости поубавилось. «Неистовые и суровые слова» снова в ходу. Наблюдения Ансело вызывают изумление, смешанное с завистью: повезло же кому-то жить в вежливые времена: «На каждом шагу по здешним улицам иностранец встречает примеры этого удивительного благонравия русского народа. Мужик, несущий тяжесть, предупреждает прохожего вежливым обращением. Вместо грубого "посторонись", которое вырывается у наших носильщиков часто уже после того, как они толкнули или повалили вас, здесь вы услышите: "Сударь, извольте посторониться!", "Молодой человек, позвольте мне пройти!" Иногда эта просьба сопровождается даже обращением, заимствованным из семейного обихода, – например, "отец", "братцы", "детки". Даже стоящий на часах солдат сообщает вам о запрете двигаться дальше с учтивостью: требуя отойти от места, куда запрещено приближаться, он взывает к вашей любезности. Эта вежливость показалась мне особенно странной в военном государстве, а поскольку я не встречал ее ни в одной другой стране, то заключаю, что она коренится в самом характере народа».
Александр Дюма размышлял о том, как грубость и вежливость отражаются в русском языке: «Русский язык не имеет промежуточных определений. Либо ты "брат", либо "дурак"; если ты не "голубчик", значит, "сукин сын". Перевод этого слова я поручаю кому-нибудь другому. Робкий и покладистый характер людей низшего сословия также находит выражение в славянской речи. Народ называет императора "батюшкой", императрицу – "матушкой". Ассортимент ругательств столь же разнообразен, как и обороты речи, выражающие нежную любовь; никакой другой язык так не приспособлен к тому, чтобы поставить человека намного ниже собаки. Заметьте к тому же, что это нисколько не зависит от воспитания. Благовоспитанный и утонченный аристократ выдаст "сукина сына" и "твою мать" с той же легкостью, каку нас произносят "Ваш покорный слуга"». Значит, не все были так учтивы, как о том писал Ансело?
Перед революцией нравы, судя по всему, стали еще грубее. Не будем приводить примеров из Бунина, чтобы не ранить ушей чувствительных читателей. Обратимся к повести М. Булгакова «Собачье сердце». Как общался Шариков с окружающими? «Отлезь, гнида». Язык рабочего класса иногда удивительно выразителен.
Коммунальные квартиры и общественный транспорт стали питательной почвой для агрессии и стрессов. Появилось понятие «трамвайное хамство», а человека, отличавшегося полным отсутствием бытовой культуры, характеризовали как «хама трамвайного». Не могли приучить нас к изысканной вежливости и хмуро-лаконичные объявления типа «Не курить!» или «По газонам не ходить!».
