Виталик, кажется, на нее очень запал. В Лондон к себе, где учится, приглашать стал. Она понимала, что в Москве все будет выглядеть по-другому и родители ее пыл наверняка охладят, поэтому только хитро улыбалась и отмалчивалась.
А кроме того, чистенький мальчик с замашками буржуйского сыночка, живущий за границей, был для Ляльки не совсем понятен. Он с ней как бы в разных измерениях находился, и их частоты не совпадали. Виталий постоянно тянул Ляльку в ту сторону, куда ей вовсе не хотелось идти: причалы с голоштанными рыбаками, базары с толстыми торговками, даже на экскурсии в Лиссабоне он выискивал нищие кварталы с вывешенными простынями из окон и снимал на видеокамеру.
Все это Ляльке обрыдло в России. Рынок, на который ее вечно посылали родители, чтобы купить подешевле продукты, гремящие там из дешевых динамиков приблатненные песенки, под которые, чавкая по грязи и колдобинам, прогуливались детины-охранники с розовыми отъевшимися физиономиями, немытые торговцы с такими же убогими товарами из «ближнего зарубежья». Лялька вечно скандалила с предками, угрожая, что больше не будет оттуда ничего есть. С завистью она оглядывалась на иномарки, лихо подкатывающие к роскошным московским супермаркетам, на девушек в дорогих шубах до пола, небрежно выносящих разноцветные пакеты со всевозможной недоступной для Ляльки снедью. «Что у них по-другому, чем у меня, устроено? — с горечью думала Лялька. — Я ведь симпатичнее и моложе их?» Ее тянуло к красивой жизни. Даже книжки про всяких бандитов, грязь и кровь она не любила читать. Хотелось про любовь, наряды, приемы. Она представляла себя хозяйкой таких балов.
Лялька сожалела о том, что кончается отдых, во время которого ей удалось хоть на минуточку заглянуть в роскошную жизнь. Теперь нужно вновь возвращаться домой, родители начнут опять доставать ее с устройством на работу.
«Ромашки, ромашки, ромашки для Наташки», — доносилось из приемника, который стоял рядом с Лялькой на траве. Она лениво лежала на раскладушке, захватывая скупые лучики подмосковного солнышка.
Папа, проходя мимо с тяжелой лейкой в руках, поморщился:
— Ксюша — из плюша, киса — Лариса, что за китчовые у вас песни?
— А у вас другие были? — тут же парировала Лялька. — Всякие там «в ромашки спрятались, а он не попросил», наверное, потому что «лютики поникли». — Она выразительно показала пальцем, как поникли лютики.
Папа смутился:
— Ляля! Что ты себе позволяешь?
— Что, папочка? Ваше ханжество меня достало!
