– Это может быть маскировкой, – Аренс всё ещё был возбуждён. – Его документы в порту… Они могут прояснить нам кое-что. – Он снова обратил внимание на меня. – Присматривай за ним, Вир. Он пригласил тебя и потому не удивится, если ты появишься снова…
Предложение мне не понравилось, но я не мог сразу отказаться, во всяком случае не в присутствии остальных, да ещё за его столом, который он сделал и моим. Возвращение Лугарда задело Аренса за живое, иначе он не стал бы предлагать шпионить за человеком, который был другом моего отца.
– Отец, – снова вмешалась Гита, по-прежнему добиваясь своего, – а можно Виру взять нас с собой? Бродяги никогда не были в лавовых землях.
Я думал, Аренс утихомирит её одним из своих взглядов, которые действовали безотказно. Но он этого не сделал и вообще не ответил, зато заговорил Элси:
– А, бродяги? И каковы же их последние достижения, моя дорогая?
Он из числа тех взрослых, которые не умеют разговаривать с детьми, в голосе его появился сюсюкающий оттенок, который – правда, в меньшей степени – чувствовался и в разговоре со мной. Когда нужно, Гита умеет быть вежливой. Она улыбнулась главе Итхолма, а улыбка у неё обаятельная.
– Мы побывали в инкубаторе для ящериц и записали их писк, – ответила она, – для экспериментов доктора Дрекса в области связи.
Мысленно я одобрительно похлопал. Она напомнила отцу о добровольной помощи в важных делах и тем самым подкрепила свою просьбу.
– Да, – согласился Аренс, – это была хорошая работа, Элси, ребята проявили терпение и настойчивость. Значит, вы хотите побывать на лавовых полях…
Я был удивлён. Неужели он согласится? Аннет напротив меня напряглась, губы её шевельнулись, она готова была возразить. Но Аренс заговорил снова, обращаясь на этот раз ко мне:
– Полезная организация эти бродяги, Коллис. Вы хорошо дополняете учебные ленты. Жаль, что мы не продвинулись в инопланетной науке. Но теперь, с окончанием войны, для этого появляются возможности.
Я думал, верит ли он сам в это. Организация бродяг была скорее идеей Гиты, хотя она вовлекла меня и так крепко привязала, что я теперь не мог бы отказаться, даже если бы захотел.
Первые поселенцы на Бельтане собирались выращивать из своих детей научную касту. Собственно, это было частью плана всей организации станции. Но война помешала этому плану, как и многому другому. Инопланетная наука могла уйти за эти годы далеко вперёд. Мы об этом догадывались. Но наши знания так специализировались и сузились, нам так не хватало свежей информации, что, по нашим подсчётам, мы отстали лет на десять, а может, и на все сто. Одна из задач наших воспитателей – препятствовать этому процессу отставания. Но лучшие из них были призваны на военную службу. Оставались самые пожилые и, следовательно, более консервативные. Затем, на третьем году войны, разразилась эпидемия (по слухам – у нас всегда ходят слухи, – эпидемию вызвали слишком ретивые эксперименты в военных разработках; в результате – ссора между руководителями секторов и закрытие двух проектов). После этого ещё меньше стали заботиться о воспитании подрастающего поколения. Время от времени родители выбирались из лабораторий и ужасались отсутствию систематического образования у детей. Потом внезапное изменение хода собственного эксперимента привлекало их внимание, и они забывали о детях. В Кинвете никогда не было много детей, а сейчас их только восемь, от семилетних близнецов Дагни и Дайнана Норкотов до Теда Мейки, которому исполнилось четырнадцать и который считал себя – и тем раздражал окружающих – вполне взрослым.
