только,
какую-нибудь не уважил, хоть, напр., Лотову дочь, рожденных детей которой в правильном имени и точном отчете занес в метрику "книги бытия" Моисей: тогда уж простите, я, частный человек, конечно, несколько расширяю мысль закона и не уважаю вообще реальных и возможных матерей. "Эта девушка могла бы быть матерью", - вот основное мистическое чувство, страх Божий, беспокойство Тютчева. Но я, вместе с автором первого ко мне письма, поправляю: "Ну, вот еще, это - физиология; девушка нужна мне сегодня на вечер". Вот история развращения, - и нельзя же отрицать, что далекое зерно его - в законе, и именно в неуважительном его отношении к крови и семени и к лону материнства. Это Агриппина сказала подосланным Нероном убийцам:
- Бейте в чрево, выносившее такое чудовище.
Они ударили в чрево. Закон "духовности" и у нас "ударил в чрево", и дитя вывалилось из рук матери, дрожащей, испуганной:
- Это не я. Не мой ребенок. Никакого ребенка нет. Виновата. Ищут, разворотили поленницу и нашли ребенка под дровами:
- Ишь, развратница. Сблудила, да и прячется. Убить бы, да мы милосердны, в новом законе живем: иди в каторгу.
Теперь мне хочется сделать "шах и мат королю" детоубийства. Не знаю, кто он, и не ищу имени, обращаясь только с понятием. Мы привели стихи Тютчева. Ну, хорошо; с одной стороны, Тютчев, с другой - Спенсер, Бокль, Вундт и вообще нигилисты, физиологи-нигилисты. Мы в чью-то веру верим. Но в чью? Берем основной стих Тютчева:
Вы зрите лист и цвет на древе;
Иль их садовник приклеил?
Иль зреет плод в родимом чреве
Игрою внешних, чуждых сил?
Да, это вечно убедительно; материнство есть вечная религия, так я думаю, так думал Тютчев. Кстати, так думал псалмопевец Давид, выразившись именно о рождении дитяти: "Иду ли я, отдыхаю ли, Ты (Бог) окружаешь меня, и все пути мои известны Тебе... Сзади и спереди Ты объемлешь меня, и полагаешь на мне руку Твою... Ты соткал меня в чреве матери моей... Не сокрыты были от тебя кости мои, когдая созидаем был в тайне, образуем был в глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои... К Тебе привержен есмь от ложесн" (псалом 21, стих 11). Да, так вот как говорит Давид, с какими физиологическими подробностями, в замене которых Тютчев поставил восемь точек. В дополнение к поэту, выразившемуся о "дышащих солнцах", я замечу, что есть действительно некоторое тайное основание принять весь мир, универс, за мистико-материнскую утробу, в которой
