Мне бы его оптимизм. Как-то не очень хотелось подниматься в гору, утопая по колено в снегу. Его отец крикнул нам, чтобы мы обязательно позвонили, когда будем на месте, на что мы хором ответили:
— Хорошо!
Действительно, чего переживать? Погода отличная, светло, и мы — здоровые, полные сил ребята.
Вскоре наш пыл заметно уменьшился. Замок, который казался так близко, оказался недосягаемым.
— Скажи, ты хоть раз срезал путь таким образом? Вы ведь с отцом исколесили тут все вдоль и поперек, — подал голос Кристиан.
Немного помолчав, Алекс ответил:
— Ты прав, мы исколесили здесь все вдоль и поперек. Но на эту гору никогда не поднимались и руины замка не осматривали. Да и насколько я знаю, никто из местных не говорил, что был там.
— Место как заколдовано. Идем-идем, а вершины все нет. Лучше бы пошли вокруг, — проворчал Филипп. — Так мы и до ночи не доберемся.
Мы уже не переговаривались оживленно, строя планы, чем будем заниматься на каникулах, а тащились вверх, тяжело дыша. Лямки рюкзаков стали оттягивать плечи.
— Такое ощущение, что мы шагаем на одном месте, — задыхаясь, вновь подал голос Кристиан и остановился. — Все, дальше идти не могу, надо передохнуть.
Мы упали в снег, не снимая рюкзаков, и, опершись о них, пытались восстановить дыхание.
— Какого черта ты предложил срезать путь, мы бы по дороге пришли быстрее, обогнув эту гору! — недовольно проворчал Филипп.
— Успокойся, все будет нормально, он ведь хотел как лучше, — вмешался я, пытаясь предотвратить назревавшую ссору. С неба начали срываться снежинки.
— О, вот и снег начинается, — подал голос Кристиан. — Может, все же вернемся назад и пойдем по дороге вокруг?
— Ну уж нет, тут осталось совсем немного. Пошли, а то действительно заночуем здесь, — возразил Алекс, поднимаясь на ноги и поправляя рюкзак.
Мы молча, без всякого энтузиазма, последовали за ним. Снежинки крупными хлопьями, плавно кружась, опускались на землю. Идиллия, если бы не наше маленькое затруднение. В голове появились слова из одного некогда популярного хита 80-х, который любили слушать родители: «Снег кружится, летает, летает, и, поземкою клубя, заметает зима, заметает все, что было до тебя».
Вскоре он пошел гуще и превратился в сплошную белую стену. Я вдруг понял, что потерял ребят из виду. Их голоса слышались где-то справа, но я не мог разобрать, где же точно они находятся. Впервые не чувствуя никакого восторга от снегопада, я, согнувшись, тяжело переставлял ноги, одной рукой загородившись от снежинок, лезших в лицо, пытающихся забраться в нос, в рот и за шиворот. Небольшая прогулка превращалась в кошмар. Я вспомнил, как любил стоять вечером под столбом и смотреть на снег, сыплющийся сверху, в свете фонаря. Сейчас меня это не привлекало. Внезапно до меня дошло, что я не слышу голосов ребят, по-видимому, сбился с пути, и, может быть, хожу кругами, как это нередко бывает с заблудившимися. «Главное — не останавливаться, можно замерзнуть», — уговаривал я себя, стараясь не впасть в панику.
