— Аххх, — выдохнул он, кончив ей на спину.
Мэгги молниеносно вывернулась, стараясь не поскользнуться в луже из водки с тоником и макаронами.
— Только не на платье, — прошипела она.
Тед продолжал стоять в спущенных до колен штанах, моргая от неожиданности, все еще держась за свой член и глупо ухмыляясь.
— Фантастика! — воскликнул он. — Потрясающе! Как, говоришь, тебя зовут?
А у находившейся в пятнадцати милях от сестры Роуз Феллер имелся свой секрет: секрет, в настоящее время развалившийся на спине и громко храпевший; секрет, ухитрившийся измять и сбить аккуратно постеленную простыню и сбросить на пол три подушки.
Роуз приподнялась на локте, чтобы получше рассмотреть любовника в неярком свете уличных огней, проникавшем сквозь щели жалюзи, и улыбнулась милой улыбкой — такой ее не узнал бы ни один из коллег в адвокатской фирме «Льюис, Доммел и Феник». Наконец-то! Именно этого она всегда хотела. Всю жизнь. Мужчина, который смотрел на нее так, словно она была единственной женщиной не только в этой комнате, но и в мире. Единственной существующей на свете. И он был так красив… куда красивее без одежды. Нельзя ли его сфотографировать? Нет, шум его разбудит. И кому она будет этот самый снимок показывать?
Роуз окинула любовника взглядом: сильные ноги, широкие плечи, губы, полураскрытые, чтобы было удобнее храпеть.
Роуз повернулась на бок, спиной к нему, подтянула одеяло к подбородку и улыбнулась, вспоминая.
Они допоздна работали по делу Видера, такому занудному, что Роуз умерла бы от скуки, не будь ее партнером Джим Денверс, в которого она была влюблена. Влюблена так, что с радостью провела бы неделю над документами, лишь бы быть рядом и вдыхать, вдыхать запах дорогой шерсти его костюма и одеколона. Часы протикали восемь, потом девять… Наконец они вложили последнюю страницу в чемоданчик рассыльного, опечатали документы, Джим взглянул на нее с ослепительной улыбкой кинозвезды и спросил:
— Хочешь что-нибудь перекусить?
Они отправились в бар в подвале ресторана «Ле Бек Фин». Стаканчик вина превратился в бутылку, толпа посетителей постепенно рассосалась, и свечи догорели, и оказалось, что уже полночь, и они остались одни, и беседа постепенно замерла. И пока Роуз пыталась сообразить, что бы еще сказать… может, что-то насчет спорта, — Джим, потянувшись к ее руке, произнес:
— Неужели не понимаешь, какая ты красивая?
Роуз покачала головой, потому что в самом деле не понимала. Никто и никогда не говорил, что она красива, разве что отец, да и то давно, и было это всего один раз. Глядя в зеркало, она видела ничем не примечательную девушку, этакую серость, толстушку-простушку, книжного червя с приличным гардеробом: размер четырнадцатый, каштановые волосы, карие глаза, густые прямые брови и слегка выдающийся подбородок, словно его обладательница строго спрашивала: «И что вам угодно?»
