Пока ребята размышляли, куда девалась Сюннёве, а она, как оказалось, не ложилась спать всю ночь, Сюннёве пришла на выгон. Она была очень бледна, но спокойна. Не сказав никому ни слова Сюннёве приготовила ребятам завтрак, дала им с собой еды и стала помогать доить коров.
Туман еще окутывал холмы, вереск на красновато-бурой пустоши сверкал капельками росы; было прохладно; стоило одной собаке залаять, как ей тотчас же отвечали другие. Стадо выгоняли на пастбище. Коровы мычали, задирая морды в чистое небо, и медленно брели по тропинке. Неподалеку сидела собака, она встречала и провожала лаем каждую корову, а когда в загоне не осталось ни одной, она погнала стадо дальше. Из-за холма доносился звон колокольчиков, лай собаки; каждый звук так отчетливо отдавался в утреннем воздухе, что даже в ушах звенело, а тут еще мальчики вздумали соревноваться, кто умеет громче аукать. Чтобы не слышать всего этого шума и гама, Сюннёве спустилась вниз к тому самому месту, где она когда-то беседовала с Ингрид. Она не плакала, а сидела неподвижно, глядя в пространство; изредка до нее доносился шум, который все отдалялся и отдалялся, и чем дальше он уходил, тем казался гармоничнее. Сюннёве начала что-то напевать, сначала тихо, потом все громче, громче, и скоро она уже пела чистым звонким голосом. Она сложила эту песню по образцу другой, которую знала еще ребенком.
За все, за все, чем с давних дней
Твоя любовь меня дарила,
За наши игры средь полей
Благодарю тебя, мой милый!
Беседы, встречи меж берез.
Прогулки дальние по склонам, —
Казалось, до седых волос
Не прерывать их суждено нам!
О, сколько долгих вечеров,
Ждала тебя я на пороге,
Но ветер заглушал мой зов,
И ты не находил дороги…
А я ждала за часом час.
Шепча: «Он явится с зарею!»
Но день вставал и снова гас,
Не приводя тебя с собою.
Давно туманится мой взор,
И злая боль сверлит надбровье, —
И все ж, не старясь, до сих пор
Душа свиданья ждет с любовью.
Мне говорят: «Ступай во храм,
Забвенье вымоли у бога!»
К чему? Мой бог совсем не там,
Он близко, рядом, у порога.
Он здесь, печать его на всем:
Его незримыми руками
Проложен путь в лесу глухом,
Расставлены в приделе скамьи;
Он здесь, со мной, в моей груди,
Во всем моем существованье,
И он велит: «Люби и жди!
Любить и ждать — твое призванье».
После этого события прошло немало времени. Однажды Гутторм и Карен сидели вдвоем в большой светлой комнате на Сульбаккене и читали друг другу новые книги, которые им недавно прислали из города. Утром они были в церкви, потом ходили в поле, чтобы посмотреть, как растут хлеба и овощи, и решить, какую часть земли на будущий год можно снова засеять, а какую оставить под парами. Они ходили по всему полю и радовались, что дела на хуторе идут так хорошо.
