– От тебя?
– По-моему, от Грега. А может, и от меня, но вряд ли. Я в Новоленинграде вкалывал. Скорее всего, от Грега, если только Милочка со стороны не поимела. Но уж это-то навряд ли, она девочка домашняя. И повариха великолепная.
Звякнул податчик. Я похлопотал, расставил стол, откинул креслица, расплатился, отослал податчик.
– Слушай, еду свиньям отдадим?
– Иду-иду! Мне накраситься?
– Иди как мама родила, мочи нет больше ждать.
– Он заждался, многоженец! Секундочку! В темпе вышла, опять блондиночка, мокрые волосы зачесаны. Своего черного не надела, была в красном, что я купил. Красное ей шло. Села, сняла крышки с еды.
– Ну, ты даешь! Манни, а на мне твоя семья не женится? Ты же чудо-юдо-сват!
– Я спрошу. Консенсус требуется.
– Пока что не толпитесь.
Подхватила прибор, делом занялась. Тысячей калорий позже заговорила:
– Я тебе сказала, я вольняшка-одиночка. Не всегда так было.
Я ждал. Женщины говорят, когда захотят. Или молчат.
– Когда мне было пятнадцать, я вышла за двух близняшек, им было по тридцать, и я была жутко счастливая.
Повертела, что было на тарелке, и, похоже, переменила тему.
– Манни, насчет желания войти в вашу семью – это так, звон. Можешь меня не бояться. Если я когда-нибудь выйду замуж еще раз, – непохоже, но я в принципе не против, – то за одного мужика, как у эрзликов. Не пойми так, что запру и стану стеречь. По-моему, неважно, где мужик ест ленч, если на обед домой приходит. Я постаралась бы, чтобы он был счастлив.
– С близнецами не заладилось?
– Не из той оперы. Я забеременела, мы все трое так радовались, я родила, да такого урода, что пришлось ликвиднуть. Они на меня зла не поимели, но я сумела прочесть анамнез. Взяла развод, стерилизовалась, переехала из Новолена в Гонконг и начала заново как вольняшка-одиночка.
– А не переборщила? Такое бывает чаще из-за мужиков, чем из-за женщин. У мужиков экспозиция намного больше.
– Со мной иначе. Нам это высчитала лучший генетик-математик в Новоленинграде., одна из лучших в Совсоюзе, пока не сцапали. Я знаю, что со мной произошло. Я была из добровольцев, то есть, моя мама, мне тогда было пять лет. Отца этапировали, мама решала лететь с ним и меня взяла. А было предупреждение насчет солнечной бури, но пилот решил, что успеет. А может, наплевал: он-то кибер. И он успел, но нас прихватило на грунте, – вот из-за этого-то я и полезла потом в политику, – нас четыре часа проманежили, прежде чем разрешили покинуть борт. Главлуна волокиту развела, наверное, кто-то себя поберег. Я маленькая была, не знала. Зато уже не маленькая была, когда расчет показал, что родила урода из-за Главлуны: ей плевать было, что с нами, отверженными, стрясется.
