«Послушай, я думаю, у меня и правда будет ребенок», — произнесла она очень спокойно, положив ладонь на плечо Давиду.
В тот момент он не выглядел удивленным и ничего не ответил.
Немного позже, когда они дошли до киоска и она стояла, прислонившись грудью к краю цинкового прилавка, ослепленная светом ацетиленовой лампы, он ласково спросил:
— Ты будешь лимонное или предпочитаешь шоколадное?
Не проявляя желания сесть, он уже начал лизать свое — сливочное, как всегда; одновременно он внимательно смотрел на нее, оглядывал с головы до ног. Он казался грустным, разочарованным. Чем разочарованным? Что она беременна? Что она опять, в очередной раз выбрала шоколадное мороженое?
— Сегодня вечером невыносимо жарко! — воскликнул он в какой-то момент, отдуваясь. — А представь себе, что там, в горах, как только становится темно, им приходится надевать свитер.
Он имел в виду своих родственников, конечно же, которые с первых чисел июля все вместе перебрались в Кортину д’Ампеццо.
— Где они живут, твои родные, в Кортине? — нашла она в себе силы спросить. — В гостинице или в доме?
— Нет, в «Мирамонти»[5]. Представь себе что-то вроде замка, — начал он сразу объяснять. — И лес вокруг, большой, раз в шесть или в семь больше, чем парк дома Финци-Контини, ну, того, что в конце улицы Пьоппони, знаешь, как раз под Стеной Ангелов? А по сравнению с Монтаньоне — так раз в двенадцать…
Что он был за человек, Давид? Что он искал? Чего он хотел? Зачем?
На эти вопросы не было ответа и никогда не будет. К тому же теперь поздно. Кто-то, вероятно Оресте, стучал в окно. Надо было встать, заставить себя добраться до ворот, сказать ему, что он может войти.
VII
Это и вправду был Оресте.
Закрыв за собою дверь и догнав женщин уже при выходе из дома, он на добрых полчаса задержался, присоединившись к кучке соседок, продолжавших разговор на пороге. Он постоял с ними, разговаривая о происшедшем, но больше слушая. Потом, когда женщины разошлись, он принялся расхаживать туда-сюда перед домом, не зная, что ему предпринять.
Смерть Марии Мантовани всколыхнула в нем два противоположных чувства, боровшиеся между собой и требовавшие от него действий.
С одной стороны, ему необходимо было уйти на несколько часов, чтобы закрыть мастерскую и заняться тем, чем полагается в подобных случаях (смерть случилась внезапно, и ни у кого, даже у него, в последние дни не было ни времени, ни смелости подготовиться к худшему). С другой стороны, Лида была одна, и мысль о ней сдерживала его порывы. Несколько раз он нагибался к занавешенному окну, пытаясь заглянуть внутрь комнаты. На четком белом фоне кровати у стены справа выделялась неподвижно склонившаяся над ней маленькая черная фигурка.
