обошлось без нечистой силы. О, аллах! — взмолился хвастливый лекарь. — Господин мой и руководитель мой! Не ты ли сказал в «Твердом слове» неоспоримой книги: «…мы низводим из Корана то, что бывает исцелением и милостью для верующих», — и врач зло повернулся к подошедшему лодочнику. — Кто позволил тебе прикасаться руками к телу больного? Кто разрешил тебе тревожить то, что я, личный врач эмира Кумача, атабека султана султанов уже назвал мертвым?
— Врач врачей! — с важностью отозвался старина. — Ты прав. Я не постиг «Канона» и «Исправления всякого рода ошибок во врачебном распорядке» и других книг, достойных только самых светлых умов. Но я столько испытал горечи, когда мой сын умирал дома от ран, полученных в походе султана Санджара, что дал клятву аллаху везде и всюду оказывать людям помощь. А умению и знанию разных приемов меня учил абу-Муслим.
— О, будь проклято имя этого бродяги!
— Нет, сто раз — нет! Будь прославлено на века имя мудрого ученого, — прошептал старик.
Врач не осмелился возражать, видя, что рука Чепни потянулась к плетке. Прошамкав злыми, тонкими губами, придворный лекарь снова заговорил:
— Но как ты можешь доказать, что в твоих действиях не участвовала воля шайтана и что тебе помогли лишь знания, переданные абу-Муслимом? Стоит мне только сказать, что шайтан помогает тебе в лекарском деле, и палач укоротит твое тело ровно на голову.
— Пугать его не надо. Оправданием ему могут служить вот эти рубцы от тяжелых ран, — сказал поднимаясь Джа-валдур. — Лекарства, сделанные руками лодочника, много раз возвращали мне жизнь и давали силы. В начале битвы я увидел этого чудесного старика в лагере султана. Знания и опыт лекаря спасли храброго джигита. И кто не доверяет ему, будет иметь дело со мной. Поединок рассудит наш спор! Я готов сразиться с любым палачом и доказать искренность человека, которого многие воины султана Санджара ждут, как спасителя.
— Не надо лишней крови, славный Джавалдур. Знания, которыми звездочет, медик, ученый и астролог абу-Муслим вооружил меня, могут сделать то же самое без пролития крови. Пусть же всегда светится имя абу-Муслима среди народа! — сказав это, лодочник осторожно перелил вино из кувшина в бурдюк и подошел к врачу эмира Кумача.
— Не себе ищу оправдания. На берегу Аму-Дарьи мне было уже доказано сотником эмира Кумача, что я ничтожество. Взгляните на этот шрам. Своими делами хочу оградить от поношений и лжи имя абу-Муслима, великого вра-ча, ученого и славного человека.
