В который раз восхитился я ее умом, и мне вновь пришлось подавить в себе страстный порыв последовать за нею не медля.
Казалось, еще немного, и я просто не выдержу буйства страстей, теснящихся у меня в груди! Когда кучер хлестнул своим длинным кнутом и лошади рванулись с места, гремя упряжью, от неожиданности я отпрянул назад и упал прямо в объятия Ольрика. Карета выехала со двора. Я был весь охвачен восторгом любви. И еще меня душил смех при мысли о том, в каком пренеприятнейшем положении оказался сейчас Монсорбье.
О, как мне хотелось быть с нею в карете, возложить голову ей на грудь… этой необыкновенной, изобретательно женщины, которой никак не могло быть больше двадцати, но которая обладала уже зрелою властностью, позволяющей с легкостью повелевать людьми, и находчивым живым умом, коим может похвастать не всякий еще боевой генерал. А поглядеть только на Монсорбье, силою обстоятельств принужденного обеспечивать безопасность тех самых людей, которых он почитал заклятыми своими врагами! По мне так, зрелище это стоило больше, чем золото, и служило достаточною компенсацией за риск быть обнаруженным. Ольрик встряхнул меня, смачно выругавшись, — я смотрел как зачарованный вслед удаляющейся кавалькаде.
Монсорбье, надо отдать ему должное, принял всю ситуацию с подобающим тактом. Ярый его республиканизм был все же «моложе» впитанной с младых лет привычки к хорошим манерам.
Он держался с достоинством, не проявляя ни идиотской угодливости по отношению к даме, ни хмурого своего недовольства. И, разумеется, — а я уверен, что моя госпожа именно так и задумала, — он прилагал столько усилий, чтобы держать под контролем противоречивые свои побуждения, что ему даже в голову не пришло заподозрить, что я, может быть, все еще нахожусь здесь в гостинице. Да и Ольрик с Бамбошем проявили себя истинными друзьями. Швейцарский мушкетер начал уже выказывать громогласное и настойчивое нетерпение. Бросив последний взгляд на карету, выезжающую на дорогу, я позволил Ольрику увести себя во двор, где стояла уже наготове гнедая кобыла.
— За все заплачено, друг мой. Можете ехать, куда вам угодно… но есть одна короткая дорога, по ущелью в горах, если только охота вам рисковать разъезжать там верхом.
— До Лозанны дорога?
— Доберетесь в два раза быстрей, чем по главной. Попадаются, правда, плохие участки, снег там рыхлый местами, да и бандиты встречаются иной раз.
— Что ж, я готов рискнуть. — Я был преисполнен решимости добраться как можно быстрей до Лозанны, взять у ла Арпа деньги, которые я передал ему на хранение, и предстать пред светлые очи вдохновляющей этой музы всей поэзии, небесной богини, моего ангела-хранителя, герцоги Критской.
