Глаза Монсорбье были сейчас холодней всех снегов Швейцарии.
— Искренне уповаю на то, джентльмены, что вы вскоре окажетесь в моей части мира, где я смогу отплатить вам за теплое гостеприимство.
Тут еще один «персонаж» вышел на сцену, разрядив появлением своим нарастающее напряжение: тот самый схоласт в квакерской шляпе и сером в пятнах чернил камзоле, со связкою книг, завернутых в непромокаемую материю, в руке. Голос его звучал слегка смазано, словно бы он переспал и еще не проснулся как следует; кода его, — как я заметил, — казалась такой же грязно-серой и шероховатой на вид, как и его одеяние.
— Это карета в Лозанну? — спросил он, указав на экипаж моей госпожи.
— Это карета герцогини Критской. — Монсорбье склонил голову и почтил любезной улыбкой своего единственного из оставшихся потенциальных союзников. Конторщик заморгал глазами, увидел миледи, поспешно снял шляпу, обнаружив сальные волосенки, заплетенные в некое подобие косицы. Он, похоже, узнал ее. По крайней мере ее титул.
— Позвольте представиться, ваша милость, мейстер Карл Платц. — Он не на шутку разволновался, сообрази, что совершил, по его разумению, очень серьезный faux pas, и принялся беспокойно переминаться с ноги на ногу, хлюпая жидкою грязью, каковая покрывала весь двор.
Монсорбье тоже приподнял шляпу, — этакий непринужденно галантный, едва ли не елейного обхождения кавалер.
— Почтем за честь сопроводить вас, мадам, — нашел он очень изящный способ выпутаться из затруднительного положения.
Дабы сокрыть свое собственное смущение, схоласт наш грубо набросился на трактирщика:
— А где тогда на Лозанну карета?! Экое, право, нахальство, ну почему, скажите на милость, все всегда тут опаздывают? Я уже час как собрался, сижу и жду. А к полудню повалит снег. Сам погляди!
И правда, темные армии туч уже скапливались на востоке за барьером горных вершин.
Мейстер Платц тяжко вздохнул.
— И что мне теперь делать прикажете? — Он понуро застыл на месте, морально готовясь вернуться обратно к себе в комнату.
Но тут к нему обратилась миледи, которая в тот момент о чем-то тихонько шепталась с Ольриком через окошко кареты:
— Вам далеко ехать, сударь?
О если б слова эти были обращены ко мне! Тело мое поглотило очередная волна огня.
— В Лозанну. Я там на должности. — Платц был обижен и мрачен.
— Мне тоже туда. И еще в Ивердон. Прошу вас, сударь. — Она распахнула дверцу кареты, но Платц колебался. Болван! — Вы вовсе нас не стесните, — настаивала она. — В тесноте, как говорится, да не в обиде. Я уразумел наконец, что любезная моя союзница старается увезти подальше отсюда всякого потенциального моего врага. — А вы, ваши преподобия? — ласково обратилась она к этим тупоголовым святым отцам.
