Лиза попыталась отодвинуться на самый край постели. Прикосновение горячего, потного чужого тела было неприятно. К тому же от табачного дыма у нее мигом начало першить в горле и на глазах выступили слезы.
– Я что – первый у тебя?
Лиза плотнее завернулась в простыню и кивнула. Вовка удивленно покачал головой:
– Ну ты даешь, Лизок! Всегда странная была, но чтобы настолько… С такой-то внешностью – и в девах ходить! – Он затушил наконец свою сигарету и аккуратно поставил пепельницу на тумбочку у кровати, потом повернулся к ней и спросил: – Ну, тебе хоть понравилось?
Лиза не ответила. Ее била крупная дрожь. Она куталась в простыню, словно пытаясь согреться. Вот это и есть – любовь? Об этом пишут в книгах, сочиняют стихи, ради этого люди готовы совершать подвиги и даже на смерть идти? Лиза чувствовала себя так, словно ее жестоко обманули.
– Мне надо идти.
Она не узнала собственный голос – таким слабым и хриплым он ей показался. Но сейчас было уже все равно. Главное – найти в себе силы встать и убраться отсюда побыстрее, чтобы ни минуты больше не оставаться здесь, в чужой постели, рядом с чужим человеком.
Лиза вскочила и принялась торопливо одеваться. На Вовку сейчас смотреть вовсе не хотелось, а он, как нарочно, суетился вокруг и бестолково бормотал:
– Ну, Лиз, ты извини, если что не так… Я ж не знал. Надо было сразу сказать!
Но Лиза не обращала на него внимания. Едва натянув платье, она нащупала туфли на полу, подхватила свою сумочку и бросилась прочь из этой квартиры, прочь от него…
– Ну погоди ты, давай я тебя хоть провожу! – крикнул он ей вслед, стоя на пороге квартиры, кое-как замотанный в простыню, но Лиза уже бежала вниз по лестнице, и ее каблуки дробно стучали по ступенькам.
На улице было еще совсем светло. Летом темнеет поздно, и вечерние сумерки еще не опустились на город. В воздухе стояла тяжелая предгрозовая духота, и горячий ветер поднимал столбы пыли, гонял обрывки газет, полиэтиленовые пакеты и прочий мусор. Казалось, что сама природа в ярости швыряет их как попало.
Лиза шла, не замечая, как по щекам текут слезы. Сейчас ей было совершенно все равно, как она выглядит, и хотелось только одного – поскорее добраться до дому.
Возле ларька с фруктами и овощами черноусый кавказец, грузивший какие-то ящики в обшарпанную «газель», обернулся к ней и спросил:
– Эй, красавица, что с тобой? Ты что такой грустный? Обидел кто?
– Оставьте меня! – крикнула Лиза. – Оставьте меня в покое! Что вам всем от меня надо?
