Произнеся про себя это имя, Бабалы даже вздрогнул. Аджап!.. Он должен увидеться с ней и выяснить, почему же нынче ночью пробежала меж ними черная кошка. А главное: дорог ли он ей хоть немного? Наверно, нет, иначе она не простилась бы с ним с такой беспечностью. А впрочем, кто их, женщин, разберет. Ведь не силой же заставлял он ее встречаться с ним! Не захотела бы, так не приходила бы на свидания, не разговаривала с ним часами. Была бы к нему совсем равнодушна — не обижалась бы на его слова, не вспыхивала, словно сухой саман! Аджап — не из притворщиц.
— Нуры! — крикнул Бабалы. — Заправляй машину, поехали.
— Мы же вещи не уложили.
— А мы еще не на стройку отправляемся. Мне надо заехать в одно место.
Нуры подозрительно уставился на Бабалы:
— Это в какое же?
— Не твоего ума дело.
— Ты, видно, сегодня не выспался, начальник, — обиженно пробурчал Нуры.
— Не чеши попусту язык и не теряй даром времени. Ты готов?
Нуры не любил, когда его подгоняли. И ему не нравилось быть в неведении относительно целей и замыслов хозяина. Поэтому он мешкал, делая вид, будто ищет ключ от зажигания. Бабалы, потеряв терпение, торопливо спустился с крыльца, сам разыскал ключ и, оттеснив от машины Нуры, сел за руль.
Развернув машину, он приготовился было выехать со двора, но в это время кто-то громко постучал в закрытую калитку.
Нуры, в прах разобиженный действиями Бабалы, ворчливо проговорил:
— Оказывается, начальник, не только ты нынче не в своей тарелке. Ну, что стучаться, коли ворота настежь? Или твой гость считает, что ежели войдет к нам через ворота, то угодит в капкан?
— А ты не рассуждай, а открой калитку.
— Раз ты приказываешь — открою. Только…
— Поживей, Нуры!
Нуры медленно побрел к калитке, а Бабалы тем временем вылез из машины, раздумывая, кто бы мог к нему пожаловать.
Распахнув калитку, Нуры в удивлении чуть отступил назад. Во двор с улыбкой вошла Аджап. Приветливо кивнув Нуры, она направилась к оторопевшему Бабалы.
Он стоял с раскрытым ртом и смотрел на нее во все глаза. Вид у него был такой глупый и растерянный, что Аджап рассмеялась.
А он все никак не мог поверить, что это она, Аджап, приближается к нему, сияющая, прекрасная.
Аджап принарядилась, как на праздник. На черных косах, уложенных венцом, красовалась легкая алая косынка, шелковый шарф переливался всеми цветами радуги, а от нового платья из кетени * исходил тонкий пьянящий запах, — у Бабалы даже голова закружилась, когда Аджап остановилась перед ним.
