Текст Евангелий вырабатывался в среде первых учеников. Свидетельство первого, а затем второго христианского поколения, пусть и исправленное опытом Пятидесятницы, знало за собой те недостатки, на которые указывает сам Иисус. Тексты подчеркивают непонимание откровения учениками, даже лучшими, не для того, чтобы унизить учеников первого часа или принизить их в глазах потомства, а чтобы обозначить ту дистанцию, которая отделяет Иисуса и его дух от тех, кто первыми услышал его весть и нам ее передал. Я думаю, этим указанием не следует пренебрегать, когда мы толкуем Евангелия две тысячи лет спустя в том мире, который имеет нисколько не больше природной проницательности, чем во времена Иисуса, но который, однако, впервые стал способен понять некоторые аспекты его учения, потому что этот — наш — мир медленно проникался его учением в течение столетий. Это не обязательно те аспекты, которые первыми приходят нам на ум при словах «христианство» или даже «Евангелия», но они нужнее всего для того, чтобы лучше понять такие тексты, как сцена отречения.
Если я прав, если евангелисты не вполне понимают рациональность отречения Петра и произнесенного о нем Иисусом предсказания, то наш текст поразителен тем, что сообщает одновременно и чудо, вставленное в сцену редакторами, которые не вполне понимают ее логику, и те данные, которые сегодня позволяют нам эту логику выявить. То есть именно Евангелия дают нам в руки все те фрагменты свидетельства, которые они сами не вполне способны интерпретировать, поскольку заменяют иррациональной интерпретацией интерпретацию рациональную, которую мы сами выявляем на основе тех же данных. Я всегда помню о том, что мы не можем сказать об Иисусе ничего, что не было бы взято из Евангелий.
Наш текст прибавляет чудесное объяснение к сцене, которую проще интерпретировать без помощи этого чуда. Следовательно, несмотря на свою неспособность понять весь смысл свидетельства, редакторы Евангелий собрали и воспроизвели фрагменты этого свидетельства с поразительной точностью. Если я прав, то их неспособность в одних пунктах компенсируется их же чрезвычайной точностью во всех других пунктах.
На первый взгляд, это сочетание достоинств и недостатков трудно согласовать, но достаточно об этом подумать, и мы поймем, что оно, напротив, совершенно правдоподобно и даже вероятно, если хоть отчасти выработка Евангелий происходила под влиянием того миметизма, в котором Иисус непрестанно упрекает своих первых учеников, — миметизма, который проявляется в их поведении и функционирование которого они (что вполне нормально) не могут постичь до конца, поскольку им не вполне удалось от него избавиться.
