Наливая себе новую порцию глинтвейна, Чарли П не может сдержать ядовитую усмешку. Впредь, думает он про себя, проходя мимо «Бендис» или любого другого фешенебельного магазина женской одежды, ему не придется брать свою даму под локоток и переводить на другую сторону улицы. Да, сэр, больше никаких неловких, вгоняющих в краску моментов. Даже представить невозможно, от скольких унижений и оскорблений он избавился. Отныне ему не придется терпеть попреки и внушения, выслушивать жалобные стенания и трагические причитания, которые обрушивались на него нескончаемым потоком, стоило его подруге открыть рот. Сколько раз он слышал: «Чарли П – бесчувственный эгоист», «Чарли П слушает, но не слышит», «Чарли П смотрит, но не видит». Но самые обидные слова, ранившие его до глубины души и причинившие наибольшие страдания, были брошены свысока и звучали, как надпись на воткнутой в клумбу табличке: «Чарли П, ты можешь смотреть, но не смей прикасаться».
Чарли П отхлебнул глинтвейна, и его лицо расплылось довольной улыбкой; он продолжает свои размышления и подсчеты. Потеря «клювика» – это лучшее из того, что с ним когда-либо случалось. Теперь он не только сэкономит деньги на дамах и, соответственно, сможет больше тратить на себя, но при этом значительно уменьшится расход энергии (в постели и вне ее); меньше стрессов и волнений, что приводит нас к последнему, но не менее важному обстоятельству – он будет жить не только дольше, но и лучше. Тогда, пожалуй, даже его писательские дела пойдут в гору. Как Толстой (горячо любимый писатель Чарли П), чье либидо ушло, когда ему исполнилось шестьдесят, и он, бросив писать мелодрамы о птичках и пчелках, вроде «Анны Карениной» и «Войны и мира», посвятил себя теологии и философии; так и Чарли П сможет наконец погрузиться в серьезный писательский труд. Конечно, он ни в коей мере не сравнивает себя с великим русским писателем, однако хочет провести параллель, показав, каким образом и на что он мог бы потратить свой скромный талант. В конце концов, не будем забывать, что его талант до сих пор лежит нерастраченным; и хотя Чарли П напряженно размышляет о творчестве, он до сих пор не написал ни одной страницы, ни строчки, ни единого слова из своего Великого Американского Романа.
Чарли П, запрокинув голову, последним долгим глотком допивает свой глинтвейн. В результате столь долгих раздумий и размышлений его список разросся до невероятных размеров, количество пунктов в нем не поддается никакому исчислению. «Да, сэр, – повторяет он, – потеря „клювика" – это великая милость Создателя, которая на первый взгляд кажется ужасным проклятием». И поскольку пути Господни, как говорится, неисповедимы, то, возможно, самая великая и самая непостижимая тайна Его деяний несет в себе простой, хотя и парадоксальный смысл: ЧЕМ МЕНЬШЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ, или все, что ни делается, – к лучшему.
