Теперь многие из испытанных формул теряют значение. Я отказываюсь от них и ввожу новые. Новое настроение само творит их. В невозвратное прошлое отходит ряд моих состояний. Я обращаюсь к новым задачам.
С определенного момента любая тренировка становится радостью, более того — творчеством. Можно менять упражнения, нагрузки — и это позволяет получить от организма новую, более высокую тренированность: силу, гибкость, выносливость, быстроту. С достижением «черты радости» уже невозможен отказ от тренировок, принуждения исчезают, каждая тренировка вызывает удовольствие. Именно это чувство привязывает людей к спорту и воспитывает великих чемпионов.
Почти каждый день я купаюсь в реке, и суставная лихорадка не возвращается. Я не простужаюсь, зато меня трясет от холода. Самое главное — и в воде я не скручен болями в суставах. Правда, обостряются шейные травмы, но я не обращаю на это внимания. В сравнении с общим выигрышем это — ничтожный урон.
Лето выдалось щедрым на тепло. Лучшей погоды для велосипедных тренировок не дождешься. Велосипед прельщает не только возможностью поработать, да еще на воздухе, но и радостью чувств — сменой впечатлений, ощущением движения, раздолья!
Я покупаю велосипед типа «Спутник». Он более приспособлен для спортивных целей. Ощущение хода на этой машине несколько иное, к тому же у нее три скорости.
Я езжу все быстрее и быстрее по своему городскому маршруту и попадаю в беду. На изрядной скорости при спуске меня притискивает к бровке тротуара троллейбус. Из левого ряда неожиданно выпирает грузовик и сразу тормозит. Куда деваться? Слева туша троллейбуса, впереди задний борт грузовика — и ни щели! Надо падать — это велосипедная заповедь для подобных случаев, иначе разнесешь голову о борт. Но как?! Сообразить я не успеваю — вцепляюсь в тормоза намертво. Сила инерции швыряет меня через руль. Я бьюсь об асфальт головой и всем телом оседаю на голое плечо. На несколько мгновений сознание меркнет. Но властная мысль: «Встать — сзади автомобили!» — возвращает к жизни. Я мотаю головой, превозмогаю бессилие, поднимаюсь и тут же волоку на тротуар машину. Вид мой не блестящ, велосипеда, надо полагать, тоже. Мне мешает его разглядеть громадный отек, который перекашивает лицо. Когда я прикладывался к асфальту, я четко проанализировал поведение плечевого сустава. Я чувствовал все перенапряжения связок — перелома не было, хотя ссадина до самой кости. Кто-то спрашивает: «Ты живой?» Я отступаю и гляжу на велосипед: переднее колесо смято до неузнаваемости, хоть я и не ударялся им. Его сплющила сила торможения — мой вес.
