Классическая русская литература в свете Христовой правды | страница 47
В чистилище (2-я часть «Мертвых душ») появляются живые души. Только Ермилов (критик советского периода) мог подумать, что Костанжогло для Гоголя положительный герой! Это не так: он весь в суете, весь замкнут на суету о том, что «всякая дрянь может приносить доход». Во II-й части «Мертвых душ» живой человек — откупщик Муразов, хороший человек, поэтому всех жалеющий. Только ему плачется Чичиков, рассказывает какие-то эпизоды своего детства, которые не вошли в первую часть книги: «Отец заставлял меня выводить из прописей нравственные правила, а сам крал казенный лес, растлил сиротку, которой был опекуном». Именно дурной пример действует на человека, а не прописи. Святые отцы свидетельствуют, что никакая книга не научит; сказано в Притчах: «со строптивым развратишися».
Дальше в книге выведен еще один живой человек, который всегда чувствует свое бессилие: «генерал-губернатор обширного края», который понимает, чту происходит. Все ли помнят сюжет, из-за чего Чичиков чуть было не попал на каторгу? То, что могло бы стать фабульной завязкой книги, у Гоголя уведено в конец. Старая, бездетная и очень богатая барыня всю последнюю часть своей жизни, как и многие барыни того времени, проводила в окружении мосек, приживалок и всяческого иного женского пола, на котором она отводила свой немыслимый характер. Но в конце жизни, чувствуя не то чтобы раскаяние, а как бы желание приобрести индульгенцию, она все свое состояние оставила приживалкам.
По закону она имела право это сделать, оставив неродному племяннику какую-то малую часть. В эту трещину, как всегда, входит Чичиков, и делает спектакль: написание нового завещания, где он в качестве умирающей подставляет другое лицо. При этом присутствуют священник, душеприказчик, свидетель. Причем, Чичиков составляет это завещание не в свою пользу: сказано — «не ограбил, а пользовался». Это-то новое завещание законным образом тоже направляется в опекунский совет. И «пошла писать губерния». Пошли доносы, доказывающие подложность второго завещания. Доносы, доказывающие подложность и первого завещания. «Донос сел на доносе». Все друг с другом перессорились; наконец, все бумаги ушли к несчастному генерал-губернатору. Но к этому времени уже был замешан и губернатор («просто губернатор»), потому что приходился дальним родственником этой покойнице, и тоже рассчитывал на какую-то часть завещания.
Умный и хваткий чиновник, разбирая всю эту бумажную «путаницу», чуть с ума не сошел! Невозможно было найти концов. И вот генерал-губернатор собирается ехать к Государю и просить у него разрешение судить губернию военным судом! Спокойствие сохраняет только Муразов.