Классическая русская литература в свете Христовой правды | страница 45



Раньше, в XIX-м веке, для росписи храма нанимали более художников с именем, которые просто не знали, что такое покаяние, что такое соблюдение постов и прочее. Гоголь указывал на эту ненормальность. А ведь для огромного большинства людей такая жизнь в то время была в порядке вещей.


Эти петербургские повести были написаны, опубликованы и прошли цензуру. Никто не понял, о чем там написано. Цензура обсосала одного «комара»: встреча Ковалева с Носом произошла в Исаакиевском соборе: его просили убрать, и встречу автор перенес на Гостиный двор. А то, что “Нос” был арестован уже с заграничным паспортом и готовым переехать государственную границу — это осталось!

Те, кто в цензуре это пропустил, были люди литературно грамотными, но уровень тогдашнего менталитета исключал такую элементарную вещь, без которой не существует филологии: искусство медленного чтения. А чтобы медленно читать, надо внутренне располагать временем.


Рассмотрим жизнь как колею: в колее жизнь не дает человеку очнуться, в колее «все ясно» — мундир, карета, служба, жена (кстати, на последнем месте). Это заведенный порядок, когда служилому человеку всегда некогда. Правда, был указ о вольности дворянства (еще в 1762 году); но надо было еще так изменить менталитет так называемого общества, чтобы люди свободных профессий (то есть в административной системе ничего не делающие) не презирались. Когда Мотовилова — а он был в точности ровесником Гоголя — в молодости выгнали со службы, с ним начался церебральный паралич, от которого его исцелял Серафим Саровский.


При том порабощении Церкви государственными структурами фактически иной жизни во Христе не оставалось места. Она потому и уходила в лесные дебри (путь Серафима Саровского — сам по себе обличение того времени), что из них Святой звал к себе отдельных людей, отдельные живые души. Но ведь к нему, кроме неграмотных крестьянок с окрестных деревень, приходили в основном телесно больные люди, которых отказывались лечить ученые врачи! Смотришь Серафимо-Дивеевскую летопись, и видишь, что на пальцах одной руки можно пересчитать посетителей преподобного Серафима Саровского «из общества», которые пришли к нему телесно здоровыми.


Лекция 7.

Окончание жизненного пути и пути во Христе Николая Васильевича Гоголя.


После первого представления «Ревизора» Гоголь переезжает заграницу и живет там несколько лет; и пишет там I том «Мертвых душ». Когда речь идет о публикации книги, он возвращается в Россию. Заграницей он был свидетелем последних дней и смерти Иосифа Виельгорского, там он общается с русской колонией. У него близкие дружественные отношения с Александрой Осиповной Смирновой (урожденной Россет).