— Надо поговорить! — бросил на ходу Игнатьев.
Каршеник нагнал его у Дворцового моста. Игнатьев заговорил не сразу, словно не замечая, что Каршеник рядом. Только перейдя мост, Игнатьев заговорил, не поворачивая головы к латышу.
— На будущих баррикадах мы должны стрелять не из охотничьих ружей, не из самодельных револьверов. — Игнатьев замедлил шаг и повернулся к Каршенику. Он хотел видеть, какое впечатление произведут на латыша его дальнейшие слова. — У нас должны быть пулемёты и пушки.
Каршеник поразился и, как всегда в минуты волнений, начал говорить по-русски неправильно, но быстро.
— Пушку делаются большой завод. Пушку карман влезет? А?
— Пушка в карман не влезет, — согласился Игнатьев. — Но пушки и пулемёты находятся в воинских частях. А среди солдат и матросов есть смелые, решительные революционеры.
— Солдат в шинель пушку завернёт? А часовой? Значит, делать казарме штурм? Чем делать? Охотничьим ружьями? Это зря люди губить? А?
— Штурмовать воинские части сейчас мы не будем. Но вооружаться должны уже сегодня. В ближайшие дни мы можем заполучить «бабушку».
— Кого заполучить? — не понял Каршеник.
— «Бабушку». Так мы назвали эту пушку. Её надо доставить и спрятать в надёжное место. Боевой центр большевиков решил поручить доставку и хранение пушки вам.
— Мне? — растерянно спросил Каршеник.
— Не вам, а эстонской боевой группе. Мы учитываем, что вы связаны с эстонскими извозчиками.
— Где, как мы добудем эту «бабушку»?
— Всё узнаете в субботу. Придёте по известному вам адресу ровно в десять вечера. А сейчас разойдёмся в разные стороны.
В этом году масленица выдалась ранняя, в первой половине февраля. Чайная матушки Эльзы пропахла аппетитным запахом блинов. Посетителей было много: за четвертак Балад подавала пять душистых блинов с маслом, два ломтика кеты, мисочку сметаны.
Закрыв вечером чайную, Оттилия принялась убирать посуду. Усталая за день мать сидела у стойки, опустив беспомощно натруженные руки. Она смотрела, как сноровисто работает Оттилия, и неотступная тревога за дочь вытесняла хозяйственные заботы завтрашнего дня.
— Отдохни, Оттилия, — сказала Эльза. — Столы вытру я.
— Иди домой! — резко отозвалась Оттилия. — Через полчаса ко мне придут гости. Ложись и не жди меня, я вернусь к полуночи…
Матушка Эльза тяжело вздохнула, вышла в кухню и по узкой скрипучей лестнице поднялась к себе. Гости… К Оттилии придут гости. Она догадывалась, что это за гости и почему они придут так поздно. Страх за судьбу единственной дочери давно уже лишил Эльзу привычного покоя. Ей часто снились сумбурные сны с одинаковым концом: в чайную врывались люди в чёрных масках и увозили куда-то её красивую девочку.
