Земные одежды | страница 15
“Мы не дождались отца с работы. Мама легла спать. Я от нечего делать составлял бизнес-план для фермерского хозяйства, решившего высадить на наших супесчаных почвах арбузы. Где-то в половине второго ночи громко залаял Барсик. Я вышел во двор и увидел повисшего на калитке отца. Он громко икал. Я пытался откинуть крючок, а отец поднял руку и задел жесткими пальцами по щеке, наверное, хотел погладить. Обхватив за бок, подвел его к крыльцу.
— Ты мой самый, самый любимый сынок, — повторял он. — А мать меня ругает, ругает, ты ни разу с сыном не поговорил по душам… Она правильно рассуждает. Я сам знаю. Федор, айда поговорим, а?
Родители меняются с каждым моим приездом. Они стареют, и это невероятно. Отец сел за стол, вытянул руки и положил на них голову, свесилась длинная прядь, которую он зачесывает на лысину. Я налил себе и ему чай.
— Что это? — поднял он голову.
— Чай.
— Федор, мама наша меня ругает, ругает, ты ни разу с сыном не поговорил по душам. Она правильно, наша мама золотце, она честь, ум и совесть, я ногтя ее не стою.
Он громко хлюпал горячим чаем.
— Федор, ты меня презираешь?
— Ни в коем случае.
— Были у меня грешки.
— Кто не грешен.
— Жена моя, Вера Садыковна, знаешь?
— Знаю, папа.
— Че бы я без нее делал? — он плакал, скрипел зубами и качался на скрипящем стуле. — Я ведь из колхоза ушел. Крестьянское хозяйство оформил.
Он снова опустил голову на стол.
— Сынок, никогда в жизни никому не поддавайся. Меня гнули, гнули, а я никому не поддавался… А вот тебя если кто-нибудь гнет, ты не поддаешься?
— Нет, папа.
Он снова роняет голову. Я наливаю чай.
— Мне домой, эй! — он поднимает голову и смотрит. — Ты кто такой?
— Это я, папа, ложитесь.
Он осматривается и валится на диван в башмаках и фуфайке, сворачивается калачиком и подсовывает кулак под голову.
15 июля, отец пьет.
Часов в пять вечера привезли сено. Я помог стогометчику.
— А где отец? — спросил тракторист.
— Не знаю, на работе, наверное, — по улыбке тракториста я понял, что он все знает.
— Раззвлякается он, — весело сказал мужик, нахмурился и уехал.
Я смотрел вслед бодрому стогомету и думал, что отца выгонят, постараются избавиться от него как-то. Вся деревня находится в фермерской эйфории, и странно, это еще более отдаляет людей друг от друга.
Мама ощипывала курицу, и видно было, что она в этот момент ни о чем не думает. А если она задумается о своей каторжной и безрадостной жизни, то все здесь развалится в самое ближайшее будущее. Все держится на гипнотическом спокойствии и смирении, на вере.