Да, раньше это было так. Тогда здесь поглощали селедочное желе и моченые в молоке яблоки, запивая их финским морошковым ликером. По ночам выставляли постовых, чтобы не быть застигнутыми врасплох, и начинали играть в коллективную игру под названием “ипподром”. Она заключалась в том, что женщины садились на корточки, мужчины брали их за руки и скакали наперегонки по скользкому паркету с криками: “Ии-аа! Ии-аа!”
А теперь молодежь даже сочинила клятву об отказе от привилегий. Ее текст звучал примерно так: я, такой-то, такой-то, клянусь в дальнейшем избегать каких бы то ни было привилегий, которые в связи с моей должностью сами плывут в руки... и так далее и так далее.
Западная пресса была в восторге от этих начинаний, ласково называя Эстонию “маленькой невинной девочкой” и “любимицей Общества ревнителей морали”, и приводила ее в пример всем остальным странам бывшего Восточного блока, где все еще процветало взяточничество.
И если вначале как на родине, так и за рубежом находились люди, сомневающиеся, не является ли эта клятва пустым звуком, то теперь, примерно через год после ее внедрения, даже фомы неверующие признали эту клятву, поскольку за последнее время в Эстонии не всплыло ни одного коррупционного скандала.
Но глупый народ все равно не верил. Ибо наряду с твердой верой
в привилегии чиновников укоренилось и сугубо иное отношение к ним — сверхпринципиальность.
Если раньше какой-нибудь чиновник покупал себе машину, то это было в порядке вещей, во всяком случае шума никто не поднимал. Людям казалось, что так и должно быть. Ну воруют — так для того они и существуют, чтобы воровать! Если ныне обыкновенный человек приобретал телевизор, то никто не спрашивал, откуда он деньги взял. Если же телевизор покупал чиновник из Дворца, то разговорам за спиной не было ни конца ни края. Люди пребывали в полной уверенности, что этот чиновник злоупотребляет своим положением, берет взятки, танцует голый под луной с партийным билетом, зажатым между ягодицами, или совершает иные непристойные поступки.
Поэтому многие чиновники и не решались улучшить свой уровень жизни, хотя средства для этого были добыты абсолютно законным путем, своим честным трудом.
Например, у Регинальда, подчиненного Фабиана, дома сломалась кофемолка. Он не решался купить новую, поскольку боялся, что ему не избежать гильотины. Кофе же продавали только в зернах. Молотый кофе можно было купить лишь в валютных магазинах, но посещение их, по мнению многих чиновников, было равносильно самоубийству.
