Танец шефа выражал примерно следующее:
“Не думай, будто я не понимаю, чего это тебе стоило, дорогой Коэрапуу! Я знаю, с каким трудом нам приходится добывать каждый цент. Особенно
у тех, кому безразлична наша „Миссия“. Но история таких не вспомнит. Она вспомнит тебя, дорогой Коэрапуу, она вспомнит вас, мои друзья, может быть, она вспомнит меня. Она вспомнит нас!”
Так танцевал Рудольфо и улыбался. Между тем в комнату зашел Андерсон, издал протяжный свист и произнес с наигранным почтением:
“Смотри-ка! Наш снабженец наконец-то взялся за работу!”
Коэрапуу состроил кислую мину: “Я рад вам сообщить, что шеф едет вербовать сторонников нашей независимости на деньги, полученные от продажи тампонов в казино, левым путем доставшихся нам от гуманитарной помощи”.
“Да, я знаю это, — задумчиво ответил Рудольфо. — Кстати, тампоны изобрели японцы. Я думаю, что Эстония должна больше ориентироваться на этот регион. Нам нужно решительно пересмотреть наши сегодняшние позиции. В конце концов, Тихий океан — океан будущего. Вместо нынешней диады Лондон—Нью-Йорк будет доминировать треугольник во главе с Латинской Америкой и Фриско с одной стороны, Токио и Сингапуром —
с другой. Кстати, это были „Мидинетти“ или „Эмили“? „Мидинетти“? Ну... они тоже ничего. В дальнейшем постарайтесь обзавестись „Сильва“ и „Нуит моль“. Впрочем, „Пулет Будин“ тоже сгодится. И возьмите номер SM. Так будет вернее”.
Он улыбнулся, скрестил руки на груди и, танцуя польку, переместился
в сторону двери, а поскольку она была открыта, он проскользнул в нее восхитительным па-де-шат.
Все были в восторге.
В два часа самолет должен был отправиться в Хельсинки. Времени до этого было достаточно, и работники канцелярии бодро занимались своими делами, шутили и не подозревали, какое тяжелое испытание ожидает их уже до обеда сегодня.
Часы шли. Рудольфо принял нескольких посетителей, которые зарегистрировались заранее: принял украшенного перьями воинственного вождя
с Коморских островов, голландского бизнесмена с дряблыми желтоватыми щеками и представителя русского казачества. Каждому из них он отвел, как и предписано, около получаса. После ухода казака Мийли заметила, что шеф облегченно вздохнул, из чего можно было сделать заключение, что он вместе с гостем в папахе сплясал казачок.
В одиннадцать часов и две минуты дверь секретаря распахнулась. Какое-то время не было никого видно, и Мийли уже решила, что это просто сквозняк толкнул дверь. Но затем в дверь проскользнул маленький человек
в черном костюме, с гладкими темными волосами. Он хихикнул, растянув уголки губ, и сказал тоненьким голосом: “Меня зовут Лу”.
