“Миссия” была запланирована на предстоящую осень. Она должна была составить кульминацию их деятельности и увенчать ее. Все, что они до сих пор предпринимали, все их ближайшие шаги, в том числе поездка в Сантьяго де Компостела, представляли собой звенья длинной цепи, целью которой была интеграция Эстонии в семью полноценных государств мирового сообщества. Естественно, шеф не мог с этой “Миссией” ехать один. Это было бы невозможно. Нужно было действовать комплексно. Его должно было сопровождать представительство из трех, а то и пяти человек. Разумеется, для будущих участников это была большая честь и чрезвычайная возможность обратить на себя внимание.
Парламент одобрил проект шефа. Но одного политического решения было мало, ибо проект нуждался в больших деньгах — гораздо больших, чем был в силах наскрести Коэрапуу, с его махинациями кофейными зернами, искусственными грудями и накладными задницами. Поэтому никак нельзя было обойти Пакса с его друзьями, чьи денежные источники были бесчисленны
и лились неостановимым потоком. Пакс, очевидно, был готов оказать помощь, ибо, как уже было сказано, он не работал против. Закавыка была в том, что Пакс изъявил желание сам поехать с “Миссией”, потому что, несмотря на свой тугой кошелек, он не особенно много путешествовал. Теперь он, конечно же, хотел увидеть Нью-Йорк, Париж и Лондон, ибо эти названия стояли в ряд на флаконе с одеколоном, которым он пользовался.
Однако Рудольфо был категорически против поездки Пакса.
“Я знаю эту тактику, — сказал шеф многозначительно. — Мы только тогда узнаем, кто наши друзья, когда попадаем в ситуацию сражения. Я думаю, что мы выманили монстра из его берлоги”. И шеф станцевал боевой танец мау-мау.
Официально список лиц, отправляющихся с “Миссией”, все еще не был объявлен. Но долго с этим тянуть было нельзя, потому что портной Дворца хотел снять мерку с кандидатов.
Последствием решения Рудольфо могло стать то, что Пакс начнет его саботировать. Для него ничего не значило политическое решение или мнение кабинета. Оказание помощи “Миссии” требовало самопреодоления и доброй воли, но их наличие или отсутствие было очень трудно измерить. Никто не смог бы обвинить Пакса, что он не нашел для мероприятия ни одного спонсора. А если бы кто-то стал его в этом упрекать, он мог бы ответить: “Ах так, я от чистой души помогал этой беспомощной компании отечество строить, но если я вам не нужен, то я ухожу, я и без вас проживу. Адье!”
