Поначалу между братом и сестрой не было вражды. Она началась позднее, когда Поль, брат отца, подарил Гаю свой виноградник, очень крупный и очень прибыльный.
Оглядываясь назад, пытаясь анализировать отдельные моменты своей жизни, Гай начинал понимать кое-что… Чем именно могла быть недовольна Рамона.
Но чем она всегда была довольна — при этой мысли гордость переполнила его сердце — она всегда была довольна им как партнером. В постели у них не было никаких проблем. Они подошли друг другу сразу и навсегда.
Навсегда? — одернул он себя. Тогда почему — и гордость из сердца Гая выдуло словно ветром — почему она перед тем, как выставить его из дому, избегала близости?
Это не случилось внезапно. Это произошло постепенно, он поначалу даже не отдавал себе отчета в том, что жена засиживается допоздна в своей комнате, старается прийти в спальню, когда он уже спит. По утрам в ответ на его попытки заняться любовью отстраняется от него. А когда соглашается, то он не чувствует в ней прежнего жара.
Рамона просто исполняла свой долг, но, конечно, он и от этого получал удовольствие. Однако, как оказалось, ее это тяготило.
Все чаще Гай заставал Рамону перед зеркалом, она рассматривала свою шею, поворачивала голову так, чтобы явственнее увидеть мешки под глазами, и ее лицо становилось сосредоточенным и печальным.
— Ты не хочешь вернуться на работу? — неожиданно для себя однажды спросил Гай, увидев Рамону сидящей в кресле-качалке и бесцельно смотрящей в потолок.
— На работу? — удивилась она. — Зачем?
— Развеялась бы немного.
— Снова в этот кулинарный журнал для тупых домохозяек?
— Но у тебя была там замечательная винная колонка. Я до сих пор помню, как здорово ты подала мое новое вино.
— Тебе больше не нужна реклама. Я работала в журнале только ради твоей фирмы.
— Я ценю, дорогая. — Гай подошел к жене, собираясь поцеловать, но Рамона увернулась, причем так резко, что Гай опешил. — Тебе не нравится, когда я тебя целую?
— Мне надоели эти бессмысленные нежности! — резко бросила она.
— А что тебе не надоело? — легким тоном спросил он, не слишком вдумываясь в то, что говорит.
Мысли Гая были заняты совсем другим — на бирже, кажется, вот-вот пойдет игра на повышение. А это обещает… Он не успел додумать до конца, как до него дошел смысл сказанных женой слов:
— Мне все надоело. И все надоели. Я сама себе надоела. Я ненавижу свое старушечье лицо. Я ненавижу свою шею. Руки. Мне незачем жить. Мне нечем жить…
— Но… я люблю тебя, — нашелся поначалу опешивший Гай. — Патрик любит тебя.
