Она была первой в галерее его возлюбленных. Он прожил с ней дольше, чем с какой-либо женщиной позднее, хотя и "не сорвал ее цветка" - как он (или его издатель) написал на поэтическом языке старомодных развратников.
Казанова пишет, что Беттина представлялась ему чудесной, как героини романов. Из романов она заимствовала свою психологию, говорит он, и советует читать хорошие романы. Это сложное любовное приключение ранней молодости, пишет он, было хорошей школой для него, однако всю жизнь женщины водили его за нос, и даже ближе к 60 он хотел жениться в Вене на легкомысленной особе. Казанова подробно изображает истерию Беттины и даже называет ее помешанной на мужчинах. Она наполовину совратила его и плохо кончила.
На пасху 1737 Дзанетта возвратилась из Санкт-Петербурга в сопровождении знаменитого арлекина. В Падуе она пригласила сына и его учителя на ужин в гостиницу и подарила Беттине рысью шкуру, а Гоцци - шубу.
Через шесть месяцев она снова вызвала сына и учителя в Венецию перед отъездом в Дрезден в придворный театр и, конечно, в объятия Августа III, тогдашнего курфюрста Саксонии и короля Польши, большого любителя комедии и комедианток. Контракт Дзанетты в театре был пожизненным. Сыну Дзанетто, которого она взяла с собой, было восемь лет и он горько плакал при прощании, тогда как его брат Джакомо равнодушно расстался с Дзанеттой и Дзанетто.
После прощания с матерью Казанова возвратился в Падую. Вскоре он поступил в университет, где завел дружбу с известными, а мы скажем - дурнейшими, студентами: игроками, пьяницами, кутилами, драчунами и развратниками. В таком обществе он научился держаться свободно. Вскоре он начал играть и делать долги. Его опыт с Беттиной предостерег его от дурных женщин. Чтобы уплатить долги, он заложил и продал все что имел, и написал бабушке просьбу о новых деньгах. Легкая на подъем, она приехала и забрала его в Венецию.
Доктор Гоцци на прощание "весь в слезах" подарил ученику реликвию, которая Джакомо "и в самом деле спасала в большой нужде, когда он относил ее в ломбард - она была оправлена в золото".
Впрочем, в университете ему пришлось много выучить, много прочесть, много увидеть. Наряду с чужими городами и женщинами он везде и всегда изучал старые и новые книги, и любил их, и со своей замечательной памятью из каждой что-нибудь да помнил. Его жажда знания и истины всегда была так велика, как и его голод по жареной и по нарумяненной плоти. Уже в молодые годы он был ученым, свободно цитировал классиков, знал Горация наизусть и всегда выглядел сведущим.
