- Одного из индейцев... виноват, индеанку... я оставил, - объяснил Дюгган. - Она прекрасно готовит и очень недурно выглядит... Смазливая бабенка, Джонни. Вот сам увидишь! Муж ее умер прошлой зимой, и она с удовольствием осталась у меня за харчи и кое-какую мелочь. Вообще, надо тебе знать, что дядя Энди умеет устраивать дела! Поживешь со мной, сам увидишь!
Близко к хижине протекала речка. Дюгган остановился, желая напоить лошадь.
- Тебе нечего ждать меня, Джонни! - сказал он. - Я тут повожусь с лошадьми, а ты пойди вперед и погляди на хижину. Правду сказать, я не совсем равнодушен к ней.
Кейт передал Энди вожжи и немедленно принял его предложение. Дверь в хижину была открыта, и он вошел внутрь. Первый взгляд, брошенный на внутренность комнаты, убедил его в том, что Энди имеет все основания "быть несколько неравнодушным" к своему дому. Первая большая комната напоминала "гостиную" Брэди. За ней шла вторая комната, из которой доносились звуки шагов и треск огня в печи. Снаружи насвистывал Дюгган. Вдруг свист его превратился в пение, и Кейт ясно услышал слова песни, которую его приятель чуть ли не двадцать лет подряд изо дня в день напевал в Мак-Коффине за работой. Одновременно он услышал веселый женский голос на кухне. "Очевидно, она хорошо и счастливо чувствует себя"! - подумал он, открыл дверь и тогда... тогда...
Она появилась на пороге. Она протягивала ему руки и с невыразимой любовью, нежностью и радостью бросилась навстречу.
Она - Мэри-Джозефина!
Он закачался, подался сначала назад, затем стремительно вперед. Что-то ослепило его - горячие, жгучие, чудесные слезы, которые защекотали горло и брызнули из глаз.
В следующее мгновение она уже была в его объятиях. Она прижалась к нему вся, целиком, смеясь, рыдая, вздыхая и крича:
- Но почему, почему ты не зашел ко мне в тот вечер? Почему ты... ты убежал через окно? Ведь я так ждала тебя... Я была уверена, что уйду сюда вместе с тобой... Почему ты сделал так? Ну, скажи!
А снаружи уже слышался насмешливый и веселый голос Энди, который явно торжествовал победу. Золотоискатель тотчас же появился в комнате, и его первые слова были:
- Ну что, приятель дорогой, не говорил ли я тебе, что на свете имеются лгуны почище тебя? А? Что скажешь теперь? Что? Что?
ГЛАВА XXV
Прошло несколько минут, в продолжение которых Кейт не отпускал от себя Мэри-Джозефину. Наконец он отпустил ее, несколько отступил назад и впервые посмотрел на нее. Еще никогда ее глаза не сияли так, как теперь, а лицо ее горело таким пышным румянцем, какого он до сих пор не замечал на нем. Было что-то новое в этом румянце, но Кейт не мог еще разобраться в оттенках. Он не успел еще оторвать от нее изголодавшегося взора, как она издала легкий крик, снова припала к его груди и спрятала на ней свое лицо.
