Грешным делом, Вадим считал, что в его карьерной неудаче косвенно виновата именно Сильвия. Согласись она ещё дня три-четыре поиграть с государем во всепоглощающую страсть, заданного в подходящий момент вопроса: «А что это наш конфидент до сих пор в прежнем чине ходит?» – хватило бы.
Карьеристом в обычном смысле Вадим не был, велика ли разница для рыцаря «Братства», какие аксессуары украшают его в один из преходящих моментов? Но для пользы этого же «Братства» его генерал-адъютантский чин предоставлял значительно большие возможности, без сомнения.
Игра Сильвии тоже была ему не совсем понятна – отчего она вдруг резко прервала так удачно им подстроенную связь с Императором. Женщине её характера и морали не всё ли равно, одну ночь провести в чужой постели или «сколько потребуется»? Сам он с юных лет считал, что понятие «измена» количественному измерению не поддаётся. Что в любви, что на войне. Если «старшая сестра» изменила нынешнему мужу единожды, то, не рискуя больше повредить своей «чести», могла бы делать это и далее, в меру необходимости.
И тут же сам себя одёрнул – не его дело рассуждать и оценивать поступки людей иного уровня и иной культуры. Если Сильвия поступила именно так, значит, имела к тому основания. Со своими бы делами разобраться.
Он вплотную занимался порученным делом, как вдруг поступило новое задание – в трёхдневный срок подготовить необходимые обоснования по «Мальтийскому кресту» для намеченной личной встречи Императора с Президентом Российской Федерации.
Ничего особо сложного, если бы не сам предмет переговоров. Если говорить без обиняков, то подразумевалась неслыханная в истории акция – фактическая аннексия независимого государства самим же собой, но выступающим в другой ипостаси. Как если бы богословам предложили рассмотреть практическую возможность слияния «живоначальной Троицы» в единую личность. При всей их «нераздельности и неслиянности».
Увлёкшись идеей «Креста» как чисто военной задачей, способом обеспечить Россию несокрушимым тылом и стратегическими ресурсами на случай грядущей европейской или мировой войны, он упустил из виду политический аспект. С некоторым опозданием вспомнил, что нации, а уж тем более такие, как русская, крайне болезненно относятся к малейшим попыткам ущемления своего суверенитета.
Впрочем, пришла следующая мысль: собственно высокая политика – не его уровня проблема. Он должен дать в руки Императору инструмент для её проведения, всего лишь, а уж как он им распорядится…
