Ольга порывалась бежать к санитарному поезду:
— Вдруг там из наших кто… из пограничников!.. Пойду я…
Ирина вразумляла:
— Не выдумывай! Там их сотни. Попробуй найди… Отстанешь еще.
Ольга, может, и не послушалась бы Ирины, да помешал свисток паровоза. Пришлось забираться в вагон. И только теперь они по-настоящему увидели, что и в соседних вагонах и в дальних — всюду были такие же неприкаянные пассажиры и тоже спешили занять свои «плацкартные» места.
Опять застучали колеса свою нудную нескончаемую песню. И хотя они уносили все дальше от фронта, от смертельного зарева, Ольга, насмотревшись на выгрузку раненых, снова впала в уныние. С каким-то тупым безразличием позже в пути она следом за Ириной пересядет с этого состава — у него другой маршрут — на новый, с того под ругань крикливого железнодорожника, любителя порядка, сойдет и усядется в пристанционном скверике на примятой зеленой мураве. Ирина будет чертыхаться, клясть Гитлера и войну. Ольга же, в каком-то дремотном состоянии, покачивая Сашку, не проронит ни слова. Потом они пройдут к пассажирскому поезду. Ирина из всех проводниц выберет одну постарше, посердобольней и уговорит ее пустить их к себе в вагон. Сколько-то прогонов они промчат с шиком, хотя и в душной тесноте. Еще сутки в маленьком вокзале — и снова товарняк, попахивающий навозом. День и ночь грохот колес. Бездумье. Сонь. Даже крик своего ребенка кажется далеким, чужим…
В себя Ольга пришла на песчаном берегу широкой реки, через которую их переправил в карбасе горбатый перевозчик. Она увидела воду с солнечными зайчиками, обрадовалась:
— Давай умоемся, Ира!
Ирина ответила шуткой:
— Мы с тобой вон какие — Двина замутится.
— Это — Двина?
— Да, Северная Двина. Моя родная речушка. На ней выросла.
— А нам далеко еще?
— С час езды.
— На чем же мы?
— На лошади. Скоро наши приедут. Я по телефону с почты заказала.
— Когда успела?!
— А покуда ты Сашку в вокзале кормила.
— У меня какой-то провал был. Ничего не видела.
— Давай умывайся. Я Сашеньку побаюкаю. Не спит? Ну-ка иди, иди к тете, маленький наш странничек. У-гу!.. Не разумеешь ты ничегошеньки. И тебя надо бы пополоскать вон тут, в теплой кулижке. Не заплакать ли собираешься? Теперь нам это ни к чему. Ты ж умница у нас.
Ольга ногой притронулась к воде, радостно вскрикнула:
— Ой, вода!.. Не могу, искупаюсь я, Ира. Никто не подойдет? Ты покарауль.
— Купайся, не съедят.
Ольга разделась, шагнула в прохладную воду, окунулась по плечи. Река струилась ровно, спокойно. Вдали, в низовье, на водной глади, будто плыли куда-то в зыбком от зноя воздухе зеленые островки.
