Вдруг Изольда встала и, присев на край стола, подняла телефонную трубку. Я услышал знакомый номер.
- Рона? Вы? Не спите?
- Ничего не случилось. Просто хочу, чтобы последним впечатлением сегодняшнего дня было мое пожелание вам спокойной ночи.
- Не знали, что и думать?
- Не сейчас. Я сошла с ума уже давно и не жалею об этом!
- Такой вы меня всегда и помните Рона, — любившей вас больше себя.
- Волнуюсь? Нет, это вам показалось!
- Да нет же, нет! Все в порядке. Впрочем, возможно, что я задержусь на время. Если мы долго не увидимся, то, пожалуй, следует сказать вам несколько слов на прощанье…
Задумалась, опустив трубку. Взглянула в окно. Да что с ней сегодня? Неужели совесть? Глядит в темноту и представляет себе черную ночь в горах, дождь и мое истерзанное тело на мокрых зубьях скал…
- Дитя мое, будьте счастливы. Пусть Бог даст вам столько счастья, сколько вы дали его мне. — Голос ее дрогнул. Чтобы собраться с силами, она сделала паузу. Потом, овладев собой, закончила ласково и спокойно:
- Ну, спите спокойно. Бай-бай!
Время шло. Наконец, с бокалом в руке, Изольда снова показалась в окне, потушив свет в комнате. Тучи быстро неслись по небу, минутами становилось темно, моросил дождь, потом снова выглядывала луна. Фигура неподвижно стоявшей женщины то скрывалась, то снова вставала предо мной, озаряемая лунным сиянием. Я не мог разгадать выражения ее лица, оно было бледно, светлые кудри казались голубыми, как у русалки. Что думала Изольда, не знаю, я же вспоминал свою жизнь, через которую она пронеслась, как буря.
Эта женщина, сломавшая меня, стояла передо мной совсем близко, а я сжимал рукоятку большого ножа и глядел, и никогда раньше она не казалась мне такой прекрасной. Шитый золотом шелковый халат небрежно распахнулся, девственное тело, тренированное спортом и тщательно холеное, казалось юным, гибким, как у молоденькой девушки. Но лицо поражало расцветшей красотой женщины, знающей жизнь и все то, что можно взять от нее.
Наконец Изольда очнулась. Громко произнесла какое-то слово (я не успел понять его), резко засмеялась и залпом осушила бокал. Взглянула на небо, на серебряное мерцание вечных снегов. И исчезла в комнате. Я понял, что она готовится ко сну.
Снова прошло время. Я взглянул на часы. Три часа, тридцать минут. Минуты самого глубокого сна. Скоро рассвет. Пора.
Я снял ботинки, натер камфарой руки и подошвы чулок. Если придется стреляться, то не забыть, выстрелить снизу, под челюсть, чтобы исковеркать себе лицо. В кармане документов нет. Я нигде не прописан. Нигде не осталось вещей. Оружие готово. Сердце не колотится, руки не дрожат. Спокойно заглядываю в окно. Вон кровать: Изольда спит. Как подойти к ней? При свете опаснее, но иначе она не узнает меня… Если набегут тучи, обожду в углу… Левой рукой схвачу за волосы, рвану вверх… и в то же мгновенье — до крика — ударю ножом. Лезвие держать горизонтально, чтобы легче прошло между ребрами. Потом уже громко не крикнет. Буду держать ее перед собою, пока не потеряет сознание. Мое торжествующее лицо — это последнее, что она увидит в жизни. Потом — в Мюррен!
