Я начал приглашать гостей, каждый вечер возил жену в театр, дансинги. Вышло хуже: среди веселой суеты еще заметнее казались ее тоскливые взгляды и печальная рассеянность. Я терялся в догадках. Не верил себе, потихоньку наблюдал и снова убеждался в том же: моментами Иоланта напоминала зверька в клетке, маленького и слабого, сознающего невозможность сломать железные прутья и лишь с покорной грустью глядящего вдаль, в недоступные просторы свободы.
— Мадам нездорова, — доложила как-то горничная, когда Иоланты не было дома.
— Что с ней?
— Не могу понять. Она как будто во сне. Ничего не говорит, но… Спросите ее сами.
В тот вечер я был очень взволнован. Иоланта, сидя в кресле, рассказывала что-то. Я
видел, какие усилия делает она над собой, чтобы поддерживать разговор.
— Вы больны, Иола?
— Нет.
— Но у вас странный вид.
С выражением отчаяния и тоски она глядит куда-то вверх.
— Я устаю в последнее время.
— Так позовем врача.
Страдальческая гримаса. Умоляющий жест.
— Не надо… Ради Бога.
С этого вечера под предлогом усталости она часами просиживала в кресле, опустив голову на грудь.
Потом ответы Иоланты стали короче. Иногда невпопад. Она уходила в другой мир, из которого возвращалась нехотя и с трудом. Каждый день приносил усиление ранее подмеченных странностей: молчание становилось упорным, попытки добиться ответа и весело расшевелить ее вызывали на глазах слезы. Иногда движения ее казались совершенно машинальными, и она выполняла чужую волю, как заведенный автомат.
— Вы больны. Что с вами? — тревожился я.
— Что? — после некоторого молчания, точно с трудом поняв вопрос, отвечала Иоланта. — Больна?
Секунду она глядела на меня без всякого выражения. Потом отворачивалась, ее лицо кривилось гримасой страдания.
— Оставьте меня, — шепотом отвечала она. — Мне ничего не надо. Я здорова.
И вот настал, наконец, день, когда мучительная непонятность выяснилась. Утром кое-как горничной удалось поднять Иоланту с постели, накинуть халат и усадить в кресло. Но вечером, когда я вернулся, она с испуганным видом прибежала ко мне.
— Мадам очень плохо.
Мы поспешили в спальню. Я рванулся вперед с вопросами, но взглянул на жену и остановился: это уже не была Иоланта.
— Скорее, Анна! Позовите доктора!
— У нас во дворе живет молодой врач… Может быть, его?
— Все равно. Только быстро, не теряйте времени.
Врач оказался сухощавым парнем с загорелым веснушчатым лицом и непослушными вихрами выцветших волос. Он был одет в пыльный и мятый спортивный костюм.
