Жаркие поцелуи супруга на несколько мгновений вернули Келебрин из призрачного мира полутонов, но едва он отстранился, говоря что-то неразборчивое, она утонула в зыбком песке забытья.
Вспышки света искрятся, слепя, заставляя прикрывать веки, и понемногу начинает казаться, что больше уже никогда не сможешь открыть глаза. Цвета исчезают, сливаются в серое марево, что клубится вокруг и укутывает мягкостью и теплом. Тепло остывает, уходит… тело замирает, теряет силы… каменеет. Остается лишь один звук – стук сердца. Единственное, за что можно держаться. Но и он затихает… удаляется…
Полет… степь, родные травы и холмы… горы, неприветливые, усыпанные снегом вершины… реки, вновь горы, лесы и луга… выжженная земля…
Серая пелена, застилающая взор, расступается.
Черный замок… отблески стали в свете луны… узорные стены… хрустальные витражи…пламя тысячи свечей…
Вкрадчивый голос, странный напев… манящий, ласкающий, но пугающий, взывающий к глубинам души. Предлагает покориться, отдаться, ничего не прося взамен. Страх сжимает горло, не позволяя закричать, отказаться.
Вновь серая пелена.
Новый полет… Манящий блеск на горизонте. Слепит, завораживает. Замираешь… падаешь…
Приходя в сознание, Румер Келебринкель различила силуэт супруга, сидящего на краю ложа.
– Кей, – прошептала она.
– Я здесь, любовь моя, – он сжал ее руку, возвращая Келебрин в мир Имладриса из водоворота неверных теней и размытых, блеклых красок.
– Кей, – повторила она, словно могла вспомнить лишь одно это имя.
Имя супруга, которое осталось единственной нитью, держащей ее вдали от серой завесы, то приподнялась, зазывая ее заглянуть в иной мир – сверкающий на солнце дворец из хрусталя и стали.
– Девчушечка моя, прости, – эльф прижался лбом к плечу Келебрин. – Я переусердствовал с чарами и едва не потерял тебя.
С трудом поднимая, словно окаменевшую руку, она коснулась волос Кейрана.
– Чары… – слово ничего не означало для нее.
– Я так хотел избавить тебя от боли, любовь моя. А потом так радовался нашему маленькому сокровищу…
– Кей, – перебила она, не понимая и половины из того, что он говорит.
Легкость, которую она чувствовала, возвращаясь из забытья, стала опустошающей. Келебрин казалось, что от нее осталась лишь оболочка, которую заполнил туман.
– Любимая, говори со мной, не закрывай глаза, не уходи. Борись, Румер!
Кейран впился пальцами в ее плечи и встряхнул с силой, равной удару молота оп наковальне.
– Слышишь, борись! За себя, за нас, за наше маленькое чудо.
