«Он даже не смыл с себя ее запах», – черная пелена гнева затмила зрение.
Сильная, изящная кисть супруга взяла ее за локоть, потом скользнула вниз– вверх, задирая рукав. Девушка ощутила привкус собственной крови из прокушенной щеки, когда губы эльфа коснулись кожи. Келебрин содрогнулась – Кейран привлек ее к себе, прижимаясь всем телом.
– Ты не спишь, моя маленькая Атани? – хрипло спросил.
– Уже нет, – проворчала она, изо всех сил стараясь не выдать своего отвращения.
– Почему так холоден твой голос, любовь моя? Мы не провели вместе и часу времени за все эти дни…
Келебрин обернулась, негодующе сверля его пламенным взором.
– Я… я холодна?! Это Владетель Кейран проводил все свое время с заморскими гостями… Особенную радость ему приносят танцы с Ар-Фэйниэль!
– Обычаи гостеприимства, Келебрин.
– В доме может быть только одна Госпожа, – процедила девушка.
Однако Кейран не обратил внимания на ее слова, а только обнял крепче.
– Они скоро уедут, – продолжил он.
– Навсегда?
– Если нам не повезет.
– Не понимаю тебя, Кей, – заглядывая в зведносветные очи супруга, взмолилась девушка. Неожиданно ей нестерпимо захотелось, чтобы всему увиденному нашлось разумное объяснение. Или чтобы все это оказалось дурным сном.
– Грядет война, любимая, – вздохнул Владетель Имладриса, кладя руку ей на затылок. Но Келебрин увернулась от поцелуя, живо вспомнив, как пару часов назад эти губы целовали Белую потаскуху.
– Перед отъездом ты говорил, что неурядицы Амана не касаются Авари.
Брови эльфа удивленно взлетели вверх.
– Так ты слушала меня, девчушка? Келебрин, я так обидел тебя тогда. Незаслуженно…
«И продолжаешь обижать», – подумалось ей.
– Против своей воли мне придется участвовать в их неурядицах. Имладрису не удастся выстоять в одиночку, если полчища Врага ринутся на нолдоров.
Он умолк, прижавшись лбом к ее лбу. Перебирал пальцами серебрящиеся пряди, вдыхал ее дыхание. Девушка чувствовала, как гнев уходит, что из памяти начинает стираться знание о его измене.
– Не будем сейчас об этом, – севшим голосом попросил эльф, отстраняясь и прикасаясь к светящемуся ровным белым светом фаэливрину. – Позволь мне любить тебя, Среброструйная.
Румер показалось, что воля ее закована стальными обручами, ибо, когда губы Кейрана притронулись к шее, воспротивиться этому она не смогла.
Келебринкель проснулась поздно с тяжелой головой, словно и не спала или пила всю ночь напролет. Борясь с подступающей к горлу дурнотой, девушка выглянула в окно. Имладрис гудел точно растревоженный улей. Ржали лошади, раздавались выкрики эльфов на синдарине и менее знакомом Келебрин наречии – квенье.
