Падежи, времена, запятые... | страница 13



Как же противостоять произволу? Закон гласит, что редакция не имеет права что-либо менять без согласия автора. Но гласит-то гласит, а если не показывают свою правку, то попробуй напомнить… Скажут: «Ах, не доверяет! Умнее нас? Мы его осчастливить хотели, а он… Да пусть катится! Других полно, сговорчивых». Отправлять изуродованную рукопись автору – это усилия и расходы, и потом ещё надо тратить время на споры с ним. А номер журнала или тем более газеты не ждёт. Проще гордо напечатать со своими «усовершенствованиями», а дальше: «Чего уж теперь, после драки… Тираж, что ли, пускать под нож из-за какого-то Утнапиштима? Да и докажи, что у тебя было не так». Не станешь же каждую заметку заранее заверять у нотариуса. Можно, конечно, подать в суд. Я хотел было за приписанный мне вытрезвитель, но как прикинул, сколько понадобится времени, поездок, денег, справок (из каждого вытрезвителя России, что я там не бывал)… А знакомый сказал: «Да ладно, народ пьяниц любит». Я и плюнул.

Так что от закона мало толку. Тем более тому, кто пишет: если даже он выиграет дело, то путь в эту редакцию будет навсегда закрыт. Кроме того, авторы – чаще всего не юристы.

Поэтому подойдём с более привычной, с человеческой стороны. Представим себе среднего редактора, который попал на своё место в общем-то случайно (нередко потому, что не получилось самому стать писателем), а мог бы, скажем, учительствовать или стоять за прилавком. Но там строгий режим работы и должности такие, что ниже только малыши или пьяные грузчики, с теми и другими морока. Совсем иное в редакции, когда ты чуть не вседержитель. Режим довольно свободный. Не забудем также, что у редактора – всё как у всех: дети-обормоты, жена толкает подрабатывать, пёс изгрыз диван (был случай, у одного собака разодрала и частью съела мою рукопись, он извинялся).

Давным-давно я заметил: если написать что-нибудь обыкновенное, чего и читать-то, может, не будут (какой-нибудь отчёт о мероприятии), то никто его не тронет. Если же удалось что-то интересное, с мыслями, каких сам от себя не ожидал, – тут все просыпаются, каждый хочет либо сделать «ещё более лучше», либо вычеркнуть то, чего раньше не говорили. Даже корректоры – туда же, творить. В одной моей статье (у неё потом были такие последствия, что хвастаться неловко) типография вместо «подвиг» набрала «повиг», корректорам это оказалось «по фиг», зато на остальной текст будто высыпали знаки препинания из мешка – куда какой попадёт. А сотрудник редакции кое-что вычеркнул и хотел выбросить ещё две-три строки. Так и вижу, как он ходил вокруг них, точно кот возле горячей плошки. Но я там схитрил: построил абзац таким образом, что без этих строк его надо было бы переписывать целиком и связь с окружающим текстом пропадала. Сотрудник махнул рукой: авось пронесёт. Но уже в день выхода газеты хвалился мне, что на планёрке его отметили в первую очередь за эти строки, и рвал на себе волосы, зачем он другие-то выкинул. Волос у него оставалось немного.