— Мы сделаем для вас все, что вы потребуете, — запротестовал Леблан.
Форзон покачал головой.
— Ваши агенты не годятся для моего дела. Возьмем, к примеру, Энн Кори. Она играет на торру и делает это очень хорошо, но умеет ли по-настоящему слушать? Расскажи-ка мне о музыкальных стилях, Энн!
Девушка смущенно промолчала.
— Я хочу понять страсть этого народа к красоте.
— Вы думаете, это поможет нам свергнуть короля Ровву?
— Откуда я знаю? Просто мне интересно.
Глава 6
Форзон еще не успел овладеть куррианским языком, но уже ощутил, что Поль Леблан изрядно его раздражает.
Начальник Команды Б все никак не мог пережить историю с крестьянкой и жреческой рясой. «Но почему? — вдруг ни с того ни с сего вопрошал он, нахмурив лоб. — Она ведь не может носить этот ларнорский балахон?» И через некоторое время восклицал, недоверчиво покачивая головой: «С ума сойти! Она даже не может его кому-нибудь показать!» В конце концов Форзон, исчерпав весь свой запас цитат о благородной любви к прекрасному, перестал реагировать на его риторические монологи.
Дней через двадцать после его высадки на материк ферму Леблана навестил очередной агент — живой, загорелый, общительный крепыш не первой молодости по имени Ханс Ультман. Ханс занимался поставками продуктов питания, и это занятие позволяло ему свободно передвигаться по всем центральным регионам Курра.
— Местечка для пассажира не найдется? — спросил его Форзон, и Ультман хрипловато, заразительно расхохотался.
— Если этот пассажир не против прошвырнуться пешком!
Леблан не возражал: коммерция Ультмана была совершенно легальной, а неспешное путешествие по Курру представляло генеральному координатору Гурнила идеальную возможность проникнуться духом этой страны и ее народа.
— По дороге вы увидите кое-кого из наших агентов, — пообещал он. — Весьма вероятно, что мы встретимся в столице, а если нет, вы всегда сможете вернуться сюда. И если вам придет в голову что-нибудь полезное…
Форзон нетерпеливо кивнул. В последние дни Леблан зациклился на мысли о срочной конвертации странной куррианской любви к искусству в пылкую страсть к демократии.
Они стартовали через два дня. У Ханса было шесть тяжелых фургонов, каждый из которых тянула пара спокойных упитанных эсков. Ультман шагал рядом с первой упряжкой; вторая и все остальные были привязаны веревкой к предыдущему фургону. Форзон пристроился к первой паре животных с другой стороны. Двадцать четыре деревянных колеса вразнобой скрипели, курлыкали и скрежетали так, что путники были вынуждены перекрикиваться через головы животных.
