— Господин! — воскликнул Аута, но, тут же поняв, что он прервал старца, замолчал, опустив виновато глаза.
Великий Жрец улыбнулся ему:
— Говори, говори. Я слушаю тебя.
— Господин, — продолжал Аута, — я забыл еще сказать об одном, о своего рода третьей тайне!
— Что-то много тайн! — засмеялся Великий Жрец. — Опять на небе?
— Нет, господин, на земле, сам не понимаю, почему она мне показалась связанной с небом. Я нашел в пустыне, по которой мы шли, несколько вещей, похожих на кувшины или… не знаю на что. И они мне показались круглыми, продолговатыми, с острыми головками. И если бы я не потерял сознание…
— Как — потерял сознание? От страха?
— Нет, господин: это они заставили меня потерять сознание. Вещи эти не похожи ни на что виденное мною до сих пор. Мне не удалось до них добраться, посмотреть и потрогать их. Уже на некотором расстоянии от них я почувствовал слабость, шел, едва передвигая ноги, что было потом, я ничего не помню. Я думал, что болен, но стоило мне отойти от небесных камней, как у меня все прошло и я почувствовал себя хорошо. А мудрый Тефнахт сказал мне, что такого рода вещи упали и в других местах. Говорят, что кто-то умер от этих кувшинов, но с теми, кто подошел к ним через некоторое время, ничего не случилось.
— И никто не взял хотя бы один из них?
— Никто, господин.
— А почему, когда ты узнал, что не от всех кувшинов люди заболевают, ты еще раз не пошел на них посмотреть?
Аута опустил глаза, покусывая губы.
— Испугался?
— Нет, господин.
— Тогда почему не пошел? Тебя не пустил Тефнахт? Говори, не бойся.
— Да, господин. Мне приказали, чтобы я не смел отходить от лагеря, если не хочу быть убитым.
Старик засмеялся:
— Он побоялся, как бы ты не убежал! Когда же тебя послали в сопровождении только одного солдата в пустыню, это показалось ему не опасным… А вот я не боюсь за тебя, я знаю, что ты не убежишь. Для такого дела можно дать тебе и корабль. Кто бы осмелился взять в руки кувшины, упавшие с неба? Вот как мы стремимся познать природу! А мудрому Тефнахту больше нравится веселиться, чем познавать мир!
Великий Жрец был в гневе и не пытался более скрывать это от Ауты. Если бы раб не был столь взволнован, он заметил бы в глазах Великого Жреца легкий огонек озабоченности, который мелькнул на мгновение и тут же потух.
Через некоторое время Аута поднял глаза и увидел, что старец пристально смотрит на стену. Они долго молчали.
За окном наступила ночь. Старец встал, позвал слугу и потребовал принести свет. Потом он положил руку на плечо раба и каким-то чужим голосом сказал:
